Снег в июле

И еще он вспомнил, как в тресте к нему зашел старый прораб Супонин: «Съели», — ехидно сказал он. «Что съели? — не сразу понял Северов. — Да вы садитесь, Иван Иванович». Но Супонин садиться отказался и все с той же ехидной усмешечкой добавил: «Так я и знал: не лебезит, имеет свое мнение — такие не держатся». И еще — поведение Важина… Все, в общем, правильно, но зачем добивать лежачего, позорить перед главком, и, главное, с такой злобой, будто шел не деловой спор, а примешивалось что-то глубоко личное. В третий день — это вот сейчас — он затеял разговор по душам с управляющим. Для чего? Что могла дать эта беседа, Северов не знал…

Управляющий молчал, когда Северов сказал, что за справкой был коллектив, коллектив, мол, не виноват, что начальство между собой не поладило; Самотаскин молчал и когда Леонид Сергеевич косвенно осудил поведение Важина. Но когда Северов предложил снова встретиться с Важиным — может быть, возможен компромисс, — управляющий, чуть приподняв руку, что-то хотел возразить. Позвонил телефон, управляющий нагнулся к микрофону:

— Слушаю.

Раздался резкий голос начальника СУ Федорова:

— Вы что, оставили в силе свой знаменитый приказ?

— Да, он в силе.

— Ведь Важин обязал вас приказ отменить?.. Значит, я все-таки должен бегать по квартирам новоселов, беседовать с бабушками, унижаться перед ними, просить справки?

— Справки не нужны.

— А как же?

— Достаточно вашего слова.

Голос Федорова набрал самые высокие ноты:

— Не будет этого, слышите? Не будет! Мне наплевать, не подписывайте премии. Ходить, как нищий, по квартирам я не буду… — В микрофоне раздался щелчок — очевидно, Федоров в сердцах бросил трубку.

Именно тут очутился в кабинете Костя. Одного взгляда Косте было достаточно, чтобы понять — сейчас его выдворят из кабинета. Главное тут — кто первый заговорит.

— В приемной два посетителя, — быстро доложил он. — Дело крайне важное. Звать их: Нина Кругликова… — Костя вдруг заметил, как вздрогнул, управляющий (ах вот оно что!). — И парень с ней какой-то, — уже не спеша продолжил он. — Парень, как он выразился, где-то «вкалывал» с вами.

Управляющий зачем-то открыл папку и тут же закрыл ее.

— Я сейчас занят, — тихо сказал он.

Все это было очень интересно, Костя, многозначительно улыбаясь, смотрел на управляющего.

— Может быть… — начал он.

— Пусть зайдут, Петр Иванович, — поддержал Костю Северов.

Управляющий чуть помедлил и в знак согласия наклонил голову. Но Костю провести трудно: а руки? В таких случаях нужно смотреть на руки, они были судорожно сжаты. Теперь можно не спешить, он спокойно прошел в приемную и небрежно бросил Кругликовой:

— Можете пройти.

Она вскочила. Косте показалось, что она еще больше побледнела.

— Ну что же вы? Заходите! — повторил Костя, многозначительно глядя на Кругликову. Он явно брал реванш за ее смех.

Встал парень, взял Кругликову за руку:

— Пошли, Нина Петровна.

Они зашли в кабинет. Много бы дал сейчас Костя, чтобы снова очутиться в кабинете, но повода не было.

— Это кто, Костенька? — испуганно спросила Аглая Федоровна. Хоть и хороший человек новый управляющий, но как бы ей от всех этих хождений не влетело.

— Кто? — Конечно, следовало бы разыграть, как полагается, секретаршу, но уж больно она проста. — Невеста Важина, вот кто!

Аглая Федоровна очень всполошилась, даже вскочила:

— Невеста?! А я ее не пускала!

— И правильно делали, Важин, многоуважаемая Аглая Федоровна, будет вам за это очень благодарен. Как бы тут, знаете… — Костя приставил указательные пальцы ко лбу, — как бы тут рожки у вашего Важина не выросли.

Петр Иванович встал и вышел из-за стола навстречу. Как ни странно, глядя на Нину, он вспомнил не первый ее приход на стройку, не странные отношения, которые возникли между ними, даже не прощание у нее на квартире — он снова увидел Воронежский вокзал, тусклые фонари, беспомощно подчеркивающие темноту ночи, вагон. А когда она сказала: «Здравствуйте, Петр ИваноВИЧ!» с прежним почтительным ударением на последнем слоге, он услышал мрачный ночной перестук колес поезда, твердящий: «Кто ска-чет, кто мчит-ся под хлад-ною мглой, ез-док за-поз-да-лый…» Уже поздоровавшись, усадив их и возвращаясь к своему столу, он все слышал: «Кто ска-чет, кто мчит-ся…» Может быть, поэтому он сразу не мог сообразить, о чем идет речь.

— Петр Ива, — Алешка говорил стоя, — я не хотел подписывать, а как узнал, что вы подписали, сразу, не задумываясь, подписал, но Нина Петровна говорит, что не нужно было подписывать. А я ей говорю, что раз вы подписали, то я всегда подпишу, потому, что Петр Ива есть мой первейший и главный прораб, который поставил меня на правильный прорабский путь, с которого я, конечно, теперь свихнулся, так как переметнулся к Мирону на бумажную работу и сейчас есть заказчик, можно сказать, строитель без стройки… — Алешка внезапно остановился, набрав воздуха, продолжил: — Вот гражданин, что у вас сейчас сидит… простите, не знаю, как ваше имя-отчество?..

— Леонид Сергеевич, — ответил Северов.