Снег в июле

Она молчит. Если б этот сухой старикан вилял, можно было бы его уличить и потом с честью выйти из комнаты, может быть, даже хлопнув дверью (слегка!), но он и не думает вилять. Может быть, пожать плечами (мол, о чем тут с вами говорить) и тоже выйти из комнаты, конечно, хлопать дверьми уже не придется. И вдруг она вспоминает свой спор с архитекторами в Минске. Именно вот такие, как этот Незнамов, виноваты в том, что и снаружи, и внутри дома плохие. И она говорит ему это прямо в лицо: о Невском проспекте, о стариках в Минске, которые не пожелали разговаривать со строителями. Нина с радостью видит, как на его худом лице исчезает усмешка. Тогда она в завершение рассказывает о молодой женщине, которая пришла к ней с ребенком вчера утром, как эта женщина была счастлива, получив ордер на квартиру, и как будут клясть строителей новоселы выше четвертого этажа, где отделку схалтурят. И еще что-то очень злое она говорила, что накопилось за все трудные дни.

Прервал ее смех — смеялся другой старикан, которого она вначале приняла за руководителя мастерской.

— Да-а… а-ха-ха… а-ха-ха!.. Кто же тебя так драил, Борис Борисович, в последний раз? Даже не припомню. Кажется, еще до войны Щербаков за твои модные дома.

Руководитель мастерской молчал, застыл Романов, кашлял от смеха старикан у окна.

Нина поднялась.

— Пошла я, — мирно произнесла она. — Всего вам. Если что лишнее сказала, извините.

Когда она уже взялась за ручку двери, руководитель мастерской сказал:

— Я у вас сегодня буду.

Она остановилась, ответила снова резко:

— Зачем? Это нужно было делать вчера. Дом уже принят и засчитан. Кроме того… я ухожу с прорабской работы.

Руководитель мастерской помедлил.

— Стоило тогда громы и молнии метать, если уходите, — тихо сказал он.

Она вышла на улицу. Все так же палило солнце, бежали машины, шли люди, но день уже был не приятный и немного смешной, как раньше, а тягостный, тягучий какой-то… Так, ну ладно, куда ей сейчас? Куда, куда? Зачем это все время задавать один и тот же вопрос? Решила она к пожарному не ехать? Решила. Значит, остается что? Остается ехать в контору — заявление подавать… А потом она вольная птица. Вот жизнь начнется: тихонькая-тихонькая работка «от — до», театры, компания, мысли… да — мысли! Эта проклятая стройка въелась в нее, как ржавчина: она, даже когда уходит с работы, все равно, где бы ни находилась, думает о стройке. Пишут, долдонят по радио, в кино превозносят цельного человека, который весь отдается своей работе. Но ведь это ерунда! Что же это, молотобоец должен бахать-бахать; рабочий на конвейере крутить гайки, крутить; прораб — не знать покоя ни днем, ни ночью! Где же гармоническое развитие человека?! Это журналисты и киношники выдумали такого человека. Они, когда собираются в своей компании, смеются, наверное, над своей выдумкой. И никогда, ни за какие блага не станут они сами на конвейер, не пойдут работать прорабом, хотя при этом, как они утверждают, есть возможность стать настоящим человеком. Цельным!

…Мчится тягач, тянет платформу, на ней чинно «сидят» легковые автомашины — кажется, «Жигули»… По этой улице часто ходила студенческая компания: она, Катя, Жора и молчаливый Олег. Сзади еще шла шеренга, смеялись, кажется, громче, чем следует. Олег всегда шел справа от нее… Где он сейчас? Почему исчез?.. Как-то он пришел к ней один, произошел мрачно-серьезный разговор о цели жизни, об их отношениях. Она по привычке смеялась, хотя понимала, что ни к чему этот смех, но не могла остановиться. Олег исчез. Жалеет ли она? Не знает, не знает… Потом Самотаскин… Важин…

Боже мой, боже мой, почему она за все эти тяжкие дни не вспомнила о Самотаскине? Эта проклятая прорабская работа заглатывает человека, и он обо всем забывает. Конечно — Петр Иванович! Он поможет, должен помочь… Нина спешит к телефонной будке.

Глава третья. Петр Иванович Самотаскин

Управляющий сказал Косте тот самый минимум слов, без которых уж никак нельзя обойтись:

— Здравствуйте! В трест.

Костя тронул машину. Из книг и кино Костя знал много самых изощренных способов пыток людей: электрическим светом, жаждой, очень эффективный способ — капли воды, падающие на голову. Но все бледнело перед пыткой, которую учинил ему управляющий. Вот уже сутки он никак не может узнать, снимают ли управляющего или он остается работать. Даже во сне Косте привиделось сегодняшнее утро: управляющий сел рядом, посмотрел на Костю и рассказал все, что произошло в главке. У начальника главка кроме управляющего были: Важин, главный инженер треста — эта хитрющая лиса Лисогорский и партийный секретарь Северов, единственный человек в Москве, с кем Костя всегда чувствовал себя неловко (правда, если быть точным, о том, кто там присутствовал, Косте сообщила секретарша Аглая Федоровна). Во сне управляющий жаловался Косте на Важина, на Лисогорского, который подыгрывал Важину, и только приготовился сообщить, какое решение принял главк, как Костя проснулся… Но ничего, ехать он будет медленнее, поиграется со светофорами, а за это время обязательно все узнает.