Снега былых времен

…Мелькнул на выезде из Билибино последний, окраинный дом нового микрорайона, прозванный билибинцами да разноцветную яркую раскраску панелей «Кубиком Рубика». На шестнадцатом километре дороги в аэропорт ее пересек и ушел вправо трехсоткилометровый зимник на Зеленый Мыс, по которому я ехал в 76-м году. Там, не доезжая до Зеленого Мыса, можно было свернуть с основной трассы налево, на Анюйск, переехать Малый Анюй, Большой Анюй и — очутиться на Дальнем. Но в этот раз я не мог тратить двое суток на подобное путешествие — и без того уж выбивался из своего графика. Теперь я летел на «Аннушке», за эти годы на Дальнем оборудовали полосу. Летели на запад, вдоль 68-й параллели, и пейзаж не переменялся: невысокие сглаженные сопки с разрозненными лиственницами на склонах, распадки, где деревья сгущались, многочисленные ручьи и речки, чьи русла можно было угадать сейчас лишь по изгибающимся коричневатым полоскам кустарника. Я силился вспомнить термин, обозначающий вот такое петляние — будто шов сметывали крупными редкими стежками, — и вспомнил наконец: меандры… Тихое упоение мной владело, как бывает, когда осуществляется давний замысел, но осуществляется не вдруг, не внезапно, а потому что ты сам потрудился для этого, приложил какие-то силы. Я даже бормотал стихи, некую вольную трансформацию запомнившихся с юности строчек: «А там, во глубине Чукотки, там вековая тишина… Меандры рек ее, подобные — чему?..» Я пел даже, благо не слышно было меня за ревом мотора: «Напоминают мне оне другую жизнь и прииск «Дальний»…» и т. д. Через час с небольшим лёту я его увидел — темную россыпь домиков на склоне пологой сопки, обрыв над Тополевкой, различимый даже с высоты. На горизонте высилась белая стена — отрог Курьинского кряжа. Я увидел, как прибавилось отвалов вдоль окрестных ручьев, они выстроились рядами и походили на гигантские, занесенные снегом стога. Я помнил названия этих ручьев, характерные для семидесятых: Ерман, Ерник, Шалун, Сюрприз, Дивный, Дар, Руслан, Людмила… В прежние годы названия давали попроще… К приземлившейся «Аннушке» тут же подрулил автобус забрать пассажиров и почту. С автобусом был человек — в унтах, в короткой меховой шубе с капюшоном. Мы вместе доехали до конторы прииска, вместе зашли в нее и в его кабинете познакомились. Это оказался замдиректора прииска Николай Иванович Алексеев. Я представился, он начал дозваниваться кому-то насчет моего устройства, потом сказал секретарше: «Пусть Лида с нижней гостиницы зайдет, я ее совсем не слышу». Появилась, стало быть, за это время на Дальнем гостиница, и раз — «нижняя», то, следовательно, не одна. Сам Николай Иванович работал здесь с 76-го, то есть именно с того года, когда я приезжал сюда. Значит, был в курсе всех перемен. Не мешкая я попросил его показать мне поселок. Мы сели в тот же автобус и отправились.

О том, что представлял собой Дальний восемь лет назад, я писал когда-то в очерке «Город тысячи мужчин». Но чтоб нынешняя ситуация была читателю понятнее, прибавлю еще кой-какие, не упомянутые тогда, подробности из его истории, ибо судьба прииска и поселка являет живой пример «типичного в типических обстоятельствах».