Снега былых времен

Но теперь я его видел воочию. Сейчас, при свете дня, можно было даже прочесть на наружной стенке: «Север-3», № 8–1, 83». И что-то еще, головоломное: «ТУ 78–560–82». Делали его, я узнал, на «одном из предприятий Магаданской области», своими силами то есть. Ну, с изготовителями все было ясно. Но на автора «проекта» я хотел бы посмотреть. Или, может, их была, как теперь водится, целая группа, КБ. И так долго, видать, трудились, чтобы додуматься до этого варианта купе в старом общем вагоне и затащить в него железную печурку. Любой вагончик из тех, что строители в Москве возят за собой с места на место по новостройкам, был прочнее, поместительнее, теплее, уютнее и больше подходил бы для тундры, чем этот, «сконструированный специально для оленеводов Севера». «И это уже — «три», «Север-3», — вдруг сообразил я. — Стало быть, логично предположить, что существовали еще «Север-2», «Север-1»? Интересно, что те-то собой представляли?» Но более всего удивляли не конструкторы, не подрядчики, но — заказчики, согласившиеся принять и использовать такой домик. Ведь упрекнуть их в том, что они не представляли жизни в тундре, нельзя было. Все, кого я знал в Магадане и кто занимал там теперь различные ответственные посты, сами в свое время лет по пятнадцать, по двадцать, а то и больше пожили на Чукотке, поработали на всяких должностях, от зоотехников до директоров совхозов, до секретарей райкомов, искрестили тундру вдоль и поперек, доводилось и на собаках. Так что одного взгляда, без всякого эксперимента, было бы им достаточно, чтобы уразуметь, что никуда этот «Север-3» не годится. И тем более не годится он в восточных прибрежных районах, где леса, как на Омолоне, нет, где чукчанка для очага в яранге собирала по речкам тонкие тальниковые веточки и расходовала их экономно, только чтоб приготовить еду. «Чем этот домик топить? Угля в тундру не навозишься… Так зачем экспериментировать, что же тогда такое этот «эксперимент»?» — думал я. Для Задорина ясно: это возможность хоть как-то зацепиться, начать, подтвердить, пусть через производственные показатели, свою очевидную мысль, не требующую, в общем-то, никаких подтверждений, — что люди в тундре должны жить нормально. Для иных же… это привычная «видимость дела», это возможность сказать: «Да-да, как же! Вот проводим эксперимент…» И допустим, что эксперимент удастся — что еще не означает, что идею тут же кинутся воплощать, — но допустим, что воплощать все-таки начнут. Построят в конце концов для всех бригад капитальные жилищно-бытовые комплексы. Но темпы! Не получится ли так, что не успеют еще эти комплексы внедриться повсеместно, а окрестная жизнь опять ушагает вперед и в глазах будущей молодежи они будут выглядеть так, как в глазах молодежи современной — яранги?.. Тут опять же можно было только гадать…

Дмитрий Константинович управился по хозяйству, после обеда поехали. В последний момент, уже сидя в вездеходе, я успел заметить: на заиндевевшей палатке, в том месте, где была печка, начало проступать зеленое пятно… Теперь с Егором Ивановичем ехал Ходьяло с дочкой, а я втиснулся между Федоровым и Ильченко на какой-то выступ вроде коробки скоростей. Вскоре передний вездеход остановился, на этот раз у Егора Ивановича «полетел кардан». Директор, недавно уверявший меня, что трех вездеходов им вполне хватает, потому что основной упор в хозяйстве — на «пряговых», произнес прочувствованную речь о «технике». Я решил пойти вперед. Двигался, не торопясь, останавливался, разглядывал опять следы, закаменевшие стволы деревьев, в которых не могло быть сейчас, казалось, никакой жизни. Когда ехали сюда, Хабаровский рассказывал, что раньше на этой дороге обязательно каждый раз встречал лося. Но после того как в Омолоне образовали отделение Эвенского госпромхоза — с лицензией на сто лосей в год, — попадаться они стали редко. Однако я все-таки надеялся, что мне повезет и я увижу. Колымские лоси считаются самыми крупными в мире, а омолонские среди них — самые-самые. Наши материковские «лесные великаны» в сравнении с ними как телята… Но лосей не было, не было даже следов. Был абсолютный минимум температуры и абсолютный максимум тишины. Переносить такую тишину невозможно, начинает что-то мерещиться. Мне, например, казалось, что в отдаленных рощицах тоненько посвистывают птички… Примерно через час вездеходы меня догнали. Федоров подтвердил, что птички точно могли быть, он не знает, как они называются, но маленькие такие, серенькие, прилетают зимовать…