На другой день мы улетали. Дежурная по гостинице, Фаина Николаевна, заботившаяся обо мне все эти дни, накормила напоследок жареным оленьим мясом, просила «не забыть вставить ее в книжку». Оленеводы собрались в старом, тесном аэропорту, построенном еще во времена, когда через Чукотку перегоняли самолеты по ленд-лизу. Всего со всех бригад съехалось человек двадцать пять. Ходьяло тоже был здесь — все-таки прав я оказался насчет воспаления легких, — но врачи его успокоили, на слет он поехал. Пришел пустой «АН-24» — спецрейс. Когда набрали высоту, по радио объявили: «Дорогие участники слета оленеводов! Экипаж самолета поздравляет вас и желает новых трудовых успехов». Оленеводы похлопали. Рядом со мной сидел пастух в нарядной шапке из камуса, отороченной соболем, расшитой зеленым бисером. Еще в порту я обратил внимание, что у каждого с собой какие-то разнокалиберные коробки, свертки, аккуратно перевязанные нарядными разноцветными лентами. Я поинтересовался у соседа, что они везут, предположив, что это, наверное, подарки, которые омолонцы на слете вручат представителям какого-нибудь другого, соревнующегося с ним совхоза. А те, в свою очередь, им… «Подарки везем, — сказал пастух, — сами себе. У РАПО своих денег нет, а пыль в глаза пустить надо. Там сдадим, потом нам вручат, повезем обратно…» Опять летели вечером, и не видно было гор. В билибинской гостинице Владимир Иванович захлопотался до ночи, заботился о своих оленеводах, как о малых детях. Бегал по номерам, проверял, кто как устроился, всем ли хватило места, сам таскал кресла-кровати… С утра все отправились в Дом культуры. Меня обогнал Ильченко — раздетый, в одном костюме, он несся через площадь с коробкой в руках, бормоча: «В Тулу со своим самоваром!» При входе красовался лозунг: «Слава вам, люди, песен достойные!» В фойе было людно, торжественно, собрались со всего района, приехали гости из Анадыря, Магадана. Висели таблицы показателей, объявления об экскурсии на «атомку», о соревнованиях по национальным видам спорта, о вечере чествования оленеводов. Со звонком все потянулись в зал. Я уж не пошел — мне надо было собираться на Дальний…
«Билибино держится на трех китах, — как выразился один мой приятель. — БАЭС, АГРЭ и БГОК. И главный кит, конечно, — БГОК». Какой кит второй, он не назвал, но это было ясно. Если Билибинский горно-обогатительный комбинат занимается непосредственно добычей «металла», то поиск, разведку обеспечивает АГРЭ — Анюйская геолого-разведочная экспедиция. Перед отъездом на Дальний побывал я и там и там. И директор БГОКа Болеслав Иосифович Василяускас, и главный геолог АГРЭ Александр Иванович Толокольников — оба северяне с солидным стажем — говорили то же, что я уже слышал в Магадане от замдиректора СВКНИИ В. И. Гончарова. Что россыпи отрабатываются, что ориентироваться надо на рудные месторождения, и т. д. «Основной недостаток россыпных — быстрое истощение. Бум с россыпями длится лет двадцать пять — тридцать, это в любом районе, — сказал Толокольников. — Раньше брали, что плохо лежит. Сейчас нужны новые методы поиска. Уменьшение ассигнований, мы считаем, ни к чему в этой ситуации. Возможно, что со временем опять начнется отток средств сюда. Но когда? Им наверху виднее… Строительство рудника нужно — прямо-таки скоропостижное!» — так заключил главный геолог. А директор БГОКа подтвердил: «Сейчас надо активно переходить на разработку рудных, коренных месторождений». Рудник, как я уже упоминал, был, наряду со 2-й очередью БАЭС, другим важным объектом в Билибинском районе, записанным в комплексную программу развития производительных сил области. Сроки его строительства определялись 82–88-м годами. Однако два года прошло, а начато оно до сих пор не было.