Снега былых времен

С главным инженером Голубенко мы поехали на участок «Девичий». Я больше не удивлялся, что нас двоих вез целый автобус, уже примеченный мной по портрету Сталина в шоферской кабине. Автобус был на Дальнем единственным разъездным транспортом. На нем и вахту возили на смену, и обед вахте, и начальство ездило… Владимир Иванович работал на прииске шесть лет — сразу после окончания Свердловского горного института. Приехал с семьей, жена его кончила университет, по специальности — химик. Хотела пойти преподавателем в школу, но роно возразило: требовалось педагогическое образование. Пришлось кончить курсы взрывников, сейчас заведовала складом ВВ. Обычная на Севере история. И то — здесь все-таки было близко к основной специальности: химия — взрывчатые вещества. В Омолоне, например, жена работника аэропорта, по образованию экономист, смогла устроиться лишь дежурной в гостиницу… Едва отъехали от поселка, главный инженер сообщил: «Вот тут, под нами, старая шахта. По шахте едем». — «Но ведь дорога может провалиться?» — предположил я, вспомнив огромные горы «песков», выбранных из таких шахт. Голубенко объяснил, что все эти пустоты через открытые стволы сплошь заполняет вода, которая в условиях вечной мерзлоты за несколько лет промерзает, превращается в монолит льда. Эти старые шахты, по словам Владимира Ивановича, были резервом прииска, их можно еще отрабатывать — сверху, открытым способом. Действительно, сообразил я, остались же там нетронутые «целики», кровля. «Процентов тридцать золота еще можно взять, — сказал главный инженер. — Другой резерв — «Эйфеля», «хвосты», оставшиеся после промывки. Так называемые «техногенные россыпи». В отвалах прежних лет содержание бывает выше того, что сейчас моем. Но их отработка — дело отдаленного будущего. Нет методики разведки таких отвалов, не годится современная техника промывки. Нужны промприборы с более высокой извлекаемостью…» — «А как же с рекультивацией ландшафтов?» — вспомнил я. Дело в том, что магаданские ученые давно уже твердили о необходимости восстановления уникальных северных ландшафтов, разрушенных деятельностью золотодобывающей промышленности. Возникли даже споры, как это делать. К примеру, мерзлотоведы из ВНИИ-1 рекомендовали отвалы просто разравнивать и создавать поля для будущих сенокосов.

А заведующий лабораторией мерзлотоведения в СВКНИИ, доктор географических наук С. В. Томирдиаро возражал, что при этом произойдет остепнение речных долин, поражение их вечной мерзлотой. Между тем долины всегда были ценны именно лесными ландшафтами, которые и надо восстанавливать: сажать здесь тополь благовонный, иву-чозению, смородину черную и красную, шиповник, черемуху — все, словом, что обычно растет по берегам северных таежных речек. А чтобы уберечь посадки от вечной мерзлоты, отвалы надо разравнивать не плоско, но с «рельефом»: создавать многие добавочные протоки, канавы… Об этом я в свое время читал, потому и спросил: «Так как же с рекультивацией отвалов?» Но Голубенко только рукой махнул: «Розовые планы и серая действительность!..» — «Стало быть, гидросеть уж тем более загрязняете?» — «Нет, — возразил он, — вот это нет. В основном стараемся работать на замкнутом цикле. Но, сами понимаете, не из особенной «любви к природе», а по необходимости: воды не хватает. Взять ручей Шалун, например: семь литров в секунду — весь его расход. Поэтому строим дамбы, зумпфы, в паводок, как деревенская баба в дождь, заполняем водой все, что можем. Если дамба дренирует, ниже строим другую, ставим насос, воду перехватываем и — обратно. Два года так работаем на Шалуне. А была бы вода — что кривить душой, сбрасывали бы прямо в ручей. Всякий скажет, что мыть проточной лучше. Не говоря уж о том, что дешевле…» Тут мне вспомнился другой разговор — восьмилетней давности. В 76-м году напротив Дальнего, за Тополевкой, в том примерно месте, где сейчас полоса для «Аннушки», стоял домик на полозьях, еще теплячок для промывки и два станка ударно-механического бурения — в просторечии «шлеп-машины». Жила тут и работала — на «прирост запасов» — буровая бригада из Иннахской ГРП, руководил ею техник-геолог Сергей Соколов. Двадцати семи лет, но уже имел орден «Знак Почета» — как раз за Дальний. Именно его бригаде — он был тогда старбуром — повезло в мае 73-го на памятной 20-й линии. «Ну и с каким чувством находишь золото?» — спросил я его. «С двойственным, — ответил Соколов. — С одной стороны, конечно, приятно: успех, не мартышкин труд… А с другой — видишь всю эту природу и знаешь: следом придет прииск и живого места здесь не Оставит… Вот несколько лет назад бурили на левом берегу Омолона — какая там тайга, сколько зверья, рыбы! А золота нет. И ушли со спокойной душой — все это уцелеет…»