Вечер заканчивался. Родители ушли в спальню, сестра ещё сидела в зале над учебником, а Витя пошёл в свою комнату.
И уже укладываясь спать, позёвывая, сказал сестре о незнакомце, которого видел на крыльце клуба. И про пальто вспомнил. Мол, замёрзнет мужик в таком пальтишке здесь, однако.
– Это новый учитель музыки к нам из Свердловска приехал. В «музыкалке» будет вести почти всё, чуть ли не гитары и барабаны всякие… – сестра всем видом показала, что знает больше, чем он.
Сон исчез.
Промаявшись всю ночь в обрывках сна, Витя подскочил ни свет, ни заря, чем немало удивил маму, которая уже рукодельничала на кухне, наскоро собрался и, выскочил на крыльцо, застёгивая куртку на бегу.
Посёлок ещё спал. Предрассветная темнота плотно заполнила распадок, в котором он расположился. Но её темно-синее полотно в некоторых местах уже продырявили редкие оранжевые огоньки освещённых окон. Стоял трескучий мороз и оглушительная тишина – молчали даже собаки, так было холодно.
Холодная млечность звёздного неба почти не давала света – мешал легкий морозный туман. Всё пространство распадка было заполнено столбиками-спицами дыма от печных труб, которые поднимались строго вверх – казалось, что купол звёздного неба нанизан на эти дымы.
Плотно застегнув куртку и подняв воротник, Витя заспешил в сторону дома Вовки. Снег под его ногами скрипел очень сильно – почти визжал. Мороз давил где-то под минус шестьдесят. Точной приметой такого холода был звук дыхания – воздух, выходя изо рта, издавал звук, похожий на шепот. Якуты называют его «шепот звёзд» – красиво, но очень холодно, однако.
Так, ссутулившись, стараясь реже вдыхать ледяной воздух и закрывая лицо воротником куртки, Витя добежал до Вовки.
И надо было видеть, какие пируэты выписывал Вовка, когда Витя рассказал ему о новом учителе, о предположении сестры «о гитарах и барабанах всяких…» и о своей идее – идти в музыкалку к этому учителю и проситься записать их «на гитару»!
… и робко вошли в барак, в котором разместилась музыкальная школа. Заведующая школой удивлённо вскинула брови, когда увидела на пороге своего кабинета трёх известных в Посёлке пацанов, «отпетых» спортсменов, туристов, и, чего греха таить, – хулиганов. Но её удивление сменилось радостью, когда она узнала цель визита мальчишек.
– Мальчики! Валерий Валерьевич сейчас в Управлении прииска, но вы подождите! Я ему сейчас позвоню. Посидите пока в коридоре…– говоря это, она потянулась к телефону.
И это время ожидания, которое они провели в жарко натопленном коридорчике барака, сидя на облезлой, покрытой клеёнкой, скамеечке, никогда не уйдёт из памяти Виктора. Волнение, надежда, страх, отчаяние – такой коктейль эмоций он пил впервые в своей жизни.
… и как не ожидали, но всё же неожиданно скрипнула и широко распахнулась входная дверь, и в коридор, вместе с клубами холодного воздуха, подсвеченный сзади ярким солнцем, вошёл высокий, как показалось пацанам – почти под потолок, мужчина – как Бог явился!
Порыв холодного воздуха влажно ударил по разгоряченным от волнения и жары коридора, потным лицам мальчишек, и ещё больше раскрасил их пурпуром. Они разом подскочили и застыли в ожидании. Собрав остатки мужества в кулак, Витя шагнул вперёд.
– Здравствуйте! Мы… Нам… Мы на гитарах пришли учиться играть. У нас ансамбль есть, но гитар нет, но мы умеем. По нотам можем тоже, но не всё. Можно у Вас? – на одном дыхании, не сказал – выпалил он.
– Учиться… – добавил уже тише и совсем сомлел от напряжения.
Наступило молчание.
Несмело подняв глаза, Витя наткнулся на весёлый, какой-то яростно-озорной взгляд синих глаз. Волнение сразу отступила, пелена страха и отчаяния рассеялась, и Витя смог подробно рассмотреть незнакомца.
Перед ним стоял худощавый, и совсем даже не высокий, мужчина. Он снял шапку, отряхнул её от снега и, ещё раз взглянув на мальчишек, кивком пригласил их в кабинет.
…оказалось, что экзаменовать он их будет немедленно – здесь же, в кабинете!
И что он, экзамен этот, будет совсем не сложный. Надо отстучать ритм, который набила рука Валерия Валерьевича, пропеть несколько фраз из песни «Ой, да не вечер…» и показать ему, что они знают из нотной грамоты.
Они были приняты! Но ещё было необычно то, что ВаВа, так стали мальчишки называть своего учителя, не требовал, чтобы они посещали уроки всевозможных сольфеджио, а начали разучивать тексты разных песен. И не просто разучивать – петь! ВаВа аккомпанировал на пианино, но сам не пел – голос у него был слабый и немного осиплый.
– Что не дано, то не дано… – говоря это, он всегда хмурился.
А мальчишки пели. И как же они стеснялись поначалу! Но постепенно, шаг за шагом, их голоса стали выдавать очень приличный звук, да порой такой, что даже учителя школы стали, как бы невзначай, заглядывать в класс, где шли мучения…
Но гитар всё не было. Да и откуда… ВаВа вёл себя как-то странно: учил Витю читать ноты для бас-гитары, Жэку – отбивать разные такты и ритмы, а Вовку замучил постановкой пальцев под определённые аккорды.