Снегири

Сначала мы хотели раздобыть открыток, на которых был бы этот город. Однако оказалось, что про него нет никаких открыток. За город стало немного обидно. Нам казалось, что про каждый город есть открытки, а то что же это за город? Кроме того, мы очень хотели сделать приятное практиканткам, и нам очень не хотелось, чтобы наша учительница потом отчитывала нас за то, что мы «ударили в грязь лицом». Поэтому решено было прибегнуть к помощи родителей и отправить их в библиотеку. Все имеющиеся в нашем распоряжении родители, а также большинство других родственников, работали в Политехническом институте, библиотека которого, как быстро выяснилось, не располагала исчерпывающей информацией об этом месте. Единственное интересное, что мы узнали из их коллективного доклада, было то, что первым каменным зданием в Бодайбо была тюрьма и что там расстреляли много людей. Это были не те факты, опираясь на которые можно сделать хорошую стенгазету. Так что я мучительно пыталась что-нибудь придумать. В тот самый момент, когда одна любопытная мысль пришла мне в голову, я осознала, что завтра понедельник. А значит – школа, а значит – домашнее задание, а значит – стихотворение, о котором мы просто забыли! Мы с Мелким ничего не выучили, и времени на это уже не было.

От ужаса я чуть не опрокинула свою кастрюльку с ягодами. «Мелкий, – сказала я, – плохие новости!» Мелкий с удивлением посмотрел на меня. Никаких плохих новостей в ослепительно тихий день, который может быть только тогда, когда мы вдвоем собираем облепиху, а вокруг совсем никого – кроме сосен, прохладно-оранжевых ягод, черно-белых сорок и хрустального света, быть не могло. В тот момент, когда я сказала: «Стихотворение!», Мелкий проделал то, что не удалось мне, – перевернул свою кастрюльку. После этого мы почему-то успокоились, слезли со стремянок и собрали ягоды. Все равно это был особенный день.

Наш год начинался весной, а весна начиналась тогда, когда бабушка доставала специальные ящики, заставляла ими все подоконники в доме и подтыкала шторы. Потом в ящиках появлялись зеленые росточки, они постепенно превращались в джунгли, сквозь которые пробивался изумрудный свет, и комнаты становились похожи на аквариум. Джунгли медленно заселялись: Мелкий размещал там своих солдатиков, а я – фигурки зверей. Каждый год мы придумывали сказки, а ящики с рассадой превращались в тропический лес, озеро или планету Венера. Заканчивалась весна в начале мая, когда мы впервые выезжали с ночевкой на дачу. В мае нашей главной обязанностью было белить яблони (и заодно – все, что попадется под руку, от скамейки до кошки) и жечь весенний костер. Яблони были исключительно нашей сферой ответственности, а с костром нам помогал дедушка, потому что мы стремились сжечь как можно больше совершенно ненужных, с нашей точки зрения, вещей. Летом мы с Мелким отвечали за сбор смородины – черной, красной и белой. Ее листья пахли летним вечером, накопившимся закатным теплом и чаем, который заваривала бабушка, пока мы рассказывали о том, что случилось сегодня, и что, как мы полагаем, непременно случится завтра. Осенью, когда наш год заканчивался, мы собирали облепиху.

У нас были самые большие облепиховые деревья из всех, что я видела, и эти деревья занимали почти половину участка. Ягоды на них были крупными, гораздо крупнее тех, что росли в лесу, поэтому собирать их было легко. Тяжелее, конечно, чем смородину – ее можно было просто снизывать, или бруснику с черникой, которые брали скребком. А тут каждую ягоду нужно было срывать отдельно, но все равно это было гораздо легче, чем собирать лесную.

Дедушка привез наши первые деревья с Алтая. Там жил его брат Карл. У него была пасека, и он всегда присылал нам посылки с медом. Сбор ягод обычно занимал три дня. Мы собирали облепиху, дедушка готовил дом к зиме, Найда грелась на солнце, кошка где-то пропадала, но всегда, чрезвычайно довольная, исхудавшая и хищная, успевала вернуться в тот самый момент, когда я начинала паниковать.

Когда мы, собрав рассыпанные ягоды, снова влезли на стремянки, я спросила:

– Ты помнишь, что вам задали выучить наизусть?

– Да, – сказал смирившийся с возможностью получить «два» уже завтра Мелкий, – «Осень» Бальмонта, но учебника-то все равно нет.

И тут меня осенила гениальная мысль, так что я опять чуть не опрокинула кастрюльку.

– Я знаю его наизусть! Давай так: я читаю первую строчку, а ты повторяешь за мной?

– Давай, – слегка приободрился Мелкий.

И мы начали. Технологию я выработала сразу, и она была проста, как все хорошее. Сначала я читала первую строчку, потом ее повторял Мелкий. В тот момент, когда мы доходили до конца четверостишия, я читала его целиком, и он должен был целиком его повторить.