— Поедем с ней в Прагу и сожжем в крематории.
— Это должна решать Пупина дочка.
— Да ей на все плевать!
— Короче говоря, у нас большие проблемы.
— Боже, ну что я за дура! И как меня угораздило в это вляпаться! — бубнила Беба, даже не думая о том, что точно так же вляпалась и Кукла.
Дамы шли довольно быстро и даже не замечали, что весь город утопает в розовых сумерках. В лучах тяжелого парчового заката зарумянилась местная речушка и роскошные фасады домов. Оконные стекла перебрасывались золотистыми отблесками. Кроны деревьев тонули в позднем предвечернем покое и испаряли густую, пьянящую дымку.
Погруженные в разговор, Беба и Кукла все ходили и ходили по улочкам, как вдруг увидели нечто такое, что заставило их остановиться как вкопанных. Обе замерли на месте, раскрыв рты. Перед ними возникло гигантское яйцо! Именно так — «возникло», словно сам перст судьбы подкатил его откуда-то, да так, что Беба и Кукла чуть не уткнулись в него носами. Точнее, перед ними была большая витрина, а в витрине стояло гигантское деревянное яйцо! Они видели такие яйца: в их натуральную, яйцовую величину, подобные деревянные игрушки можно было встретить на загребских рынках, где они, доехав из России, Украины, Польши, валялись на прилавках вместе с русскими лакированными шкатулками, ложками и деревянными матрешками.
— Господи Иисусе, прямо какой-то Кинг-Конг из мира яиц! — почти набожно сказала Беба.
Яйцо было расписано блестящими яркими красками по мотивам флоры и фауны. Глаза Бебы и Куклы скользили по цветочным лугам, над которыми порхали крупные, как вертолеты, бабочки, по полям, усыпанным красными маками, синими васильками и золотой пшеницей, и терялись в зарослях ползучих растений, папоротников и деревьев, на ветках которых раскачивались обезьяны и птицы. Под одним кустом расположилась заячья семья, под другим — Адам и Ева, под третьим — серны и олени. Яйцо опоясывали заросли зрелой малины и ежевики, под ними грибы. По шляпкам грибов прогуливались улитки и ползали божьи коровки. Местность, покрытая водой, была особенно впечатляющей: здесь на роскошных кувшинках отдыхали лягушки, из камыша выглядывали болотные птицы, а у самого дна важно плавали крупные рыбы. Под конец глаза Бебы и Куклы остановились на высокой пальме, в ее скромной тени отдыхал верблюд. Над верблюдом, в воздухе, парила яичная скорлупка, в которой, как в лодке, сидела немногочисленная семья: женщина, двое детей и мужчина с очками на носу и кистью в руке. Одним словом, это был райский сад, изображенный художником-любителем. Тип в очках и с кистью был, несомненно, автором этого грандиозного произведения. Яйцо было составлено из двух половинок, а металлические петли и роскошный замок с крюком в центре говорили о том, что оно открывается на манер сундука.
Но это было еще не все. Вокруг гигантского яйца-прародителя были разбросаны маленькие яички в натуральную величину: деревянные пасхальные писанки, хрустальные яйца «Swarovsky», удачные и менее удачные имитации знаменитых яиц Фаберже, новые серии яиц в стиле того же Фаберже. Яички, разбросанные вокруг главного яйца, бросали волшебные отблески голубоватых, фиолетовых, золотых, золотисто-зеленых, хрустально-белых, молочно-серебристых тонов — а все вместе производили такое впечатление, что у того, кто на них смотрел, перехватывало дыхание.
Сам магазин носил недвусмысленное название «Новый русский» и внутри больше походил не на магазин, а на художественную галерею. Стены были белыми и почти пустыми. Только две или три большие художественные фотографии в рамах, изображавшие, естественно, яйца. За элегантной белой стойкой сидела молодая девушка, у нее за спиной стояла застекленная белая витрина с экспонатами.
— Сколько стоит большое яйцо, то, что в витрине? — спросила Беба у девушки по-английски.
— К сожалению, оно не продается, — любезно ответила девушка.
— Зачем вы тогда поставили его в витрину?
— Для рекламы, чтобы привлечь внимание.
— А сколько бы оно стоило, если бы продавалось?
— У нас не магазин сувениров. У нас специализированная галерея, — тянула девушка.
— Какая у вас специализация?
— Яйца.
— А те, другие яйца, они продаются?
— Продаются.
— Сколько стоит этот «Петр Великий»?
— Три тысячи пятьсот.
— Чего?
— Долларов. Наши покупатели — это в основном русские.
— Богатые русские?
— Ну да, — улыбнулась девушка.
— А сколько стоит «
— Шесть тысяч долларов.
— А настоящее яйцо Фаберже?
— Лучше и не спрашивайте! — сказала девушка дружелюбно.
— А все-таки, если бы то большое яйцо продавалось, сколько бы оно могло стоить?
Девушка смотрела на дам с изумлением.
— Вы русские?
— Нет, но мы хотели бы купить это русское яйцо!
— На самом деле оно не русское, — сказала девушка. — Это работа нашего местного мастера Карела.
— Карела Готта[54]
, — проворчала Беба себе под нос.— Откуда вы его знаете?
— Нет, мы его не знаем. Я просто так сказала. Карел Готт, Золотой Соловей. Это давно было.