Снесу крышу. Дорого

Шуршание сменилось медленным стуком ботинок по лестнице.

…А ключ всё не попадал!

Даша, внутренне трясясь, обернулась через плечо.

По лестнице шел Поляков.

Несветаева чуть шлемом в него не запустила.

Начальник был явно зол.

— Мне просто любопытно: что бы ты делала, если бы здесь сейчас оказался не я? — полюбопытствовал он, складывая руки на груди.

— А что бы делали вы, если бы у меня сейчас случился инфаркт? — буркнула Дарья, и ключ внезапно вошел в паз.

— Для того чтобы пугать инфарктом, нужно иметь сердце, — высокопарно заявил начальник, спускаясь по лестнице. — А ты меня бросила.

— Я вас даже поднять-то не смогу. Не то что бросить. — Ключ провернулся, и дверь в квартиру распахнулась. — Как вы тут оказались, кстати? Я же раньше вас выехала.

— А ты думаешь, пока я на своих четырех колесах «раз-два-три-четыре», ты на своих двоих «раз-два, раз-два!»? — фыркнул начальник и вошел в квартиру первым.

— В смысле? — не поняла шутку Дарья и зашла следом.

— А! Так, Масленица вспомнилась, — добавил он невпопад, снимая пальто. Будто его кто-то приглашал.

— Павел Константинович, а вы…

— После того что между нами было, ты можешь называть меня на ты.

— Павел Константинович, — упрямо повторила Даша. — А вы зачем приехали? В смысле, у вас же наверное много дел.

— Я же обещал, — он вытащил из нагрудного кармана карту памяти и покрутил как «шарики-фонарики».

Дарья потянулась.

— А что мне за это будет? — спросил Поляков, спрятав руку за спину, словно в детстве в «собачке-драчке».

— А что вы за это хотите? — обреченно спросила Дарья.

— О, я за это столько хочу, что даже согласен на твои пельмени, лишь бы нас никто не прервал.

Он стащил туфли, наступая носками на задники, и шагнул к Несветаевой. Она непроизвольно отступила назад, но шеф поймал ее за полы расстегнутой куртки и притянул к себе. Потерся носом о нос и приподнял подбородок для поцелуя.

Наваждение, которое накрыло Дарью в лифте, схлынуло. Да, был поцелуй. Нежный, техничный, и она послушно ответила. Но внутри — какая радость! — ничего не шевелилось. Никаких сумасшедших мыслей или их отсутствия. Холодный расчет.

Даша позволила снять с себя верхнюю одежду и даже обувь. Обхватила Полякова за шею, когда он понес ее на диван. Потом было быстрое обнажение и стремительное соитие с короткой прелюдией. Как наказание за неповиновение. Она такое проходила. Правда, потом Кощей долго гладил ее. Просто гладил. Молча. Даша даже не подозревала, что это бывает так приятно, когда тебя просто гладят. Водят ладонью по бедру. Безо всяких навороченных наворотов. Не норовят сунуть язык куда попало. Просто гладят.

Это было так приятно, что Даша малодушно боялась, что вот сейчас он встанет, и всё закончится.

— Ну что, бессердечная мышка-норушка, идем мыться? — наконец спросил Павел Константинович, усаживаясь.

— Вы пока идите, а я воду на пельмени поставлю.

Они долго пролежали, но Даше было мало. Она даже была готова еще раз дать, лишь бы ее еще так погладили.

— Что ж я, разбойник, что ли, последней еды ребенка лишать. Если стесняешься, то учти, я буду с этим бороться, — и добавил: — Только не сегодня. На сегодня мои борцовские силы исчерпаны.

И он снова повалился на спину, увлекая Дарью себе на грудь и зарываясь пальцами в ее шевелюру. Даша благодарно потерлась об него щекой и несколько раз муркнула. Поляков рассмеялся, прижимая ее к себе.

— Не пытайся прикидываться кошкой, мышка Дашка, — он потеребил ее за волосы, а потом выбрался из-под нее. — Мне действительно пора идти. Завтра проверка, нужно выспаться. Тебе действительно была нужна эта карта?

Даша кивнула, пряча голую грудь под пледом.

— Там же наверняка ничего не видно.

— Неважно, — прохрипела Дарья и кхекнула.

— Хорошо. Но, чур, ничего не удалять. Договорились?

— Да, конечно.

— Ладно. Я пошел, — снова повторил Поляков, словно уговаривая себя. — Поваляйся пока.

Удивительно, но он действительно ушел после гигиенических процедур. Только чмокнул ее на прощание и велел не открывать кому попало.

Даша второй раз за вечер пялилась на дверь в полной растерянности.

Всё опять было не так, как обычно.

Поляков отказывался вести себя как все.

А возможно, просто не умел.

Она медленно выдохнула и несколько раз сжала-разжала кулаки, чтобы вывести себя из этого заторможенного состояния. Ей тоже требовался душ. Нужно было поесть. Даша не испытывала голода. Но в подобном напряжении она никогда не хотела есть. Так могло продолжаться несколько дней, и даже много. В седьмом классе, промучившись с сильнейшим гастритом, она научилась питаться регулярно, даже если не хочется.