Снежить

– Да. – Она удовлетворенно кивнула и продолжила: – Кстати, мои родители из Норильска.

– Я тоже это… чую.

Она усмехнулась, кивнула, а потом продолжила:

– Как-то в универе нам читали лекцию про шаманизм. Забавный такой дядька читал, из увлекающихся. Я слушала лекцию вполуха, но кое-что для себя тогда вынесла. Помимо всего прочего, он рассказывал про шаманскую болезнь. Если не знаешь, что это такое, можешь погуглить. Я, кстати, сразу же погуглила. Начинается вся эта канитель в подростковом возрасте, приключается чаще всего с теми, у кого в роду были шаманы.

– Почему болезнь? – спросил Ник.

– Потому что больно, – сказала Лиса. – Потому что тебя ломает и корежит этими… способностями, ты видишь всякое, чувства твои, как оголенные нервы…

– И твои? – спросил он очень тихо.

– И мои тоже. – Она кивнула. – И тебе плохо настолько, что не хочется жить, а остальные считают тебя бесноватым. Или сумасшедшим…

– Или наркоманом.

– Или всем сразу. – Лиса усмехнулась. – А тебе только и нужно, что принять эти способности. Или найти того, кто поможет тебе их принять. Если, конечно, они тебе нужны.

– А если не нужны?

– А если не нужны, то ты или переболеешь и станешь нормальным, или справишься сам и станешь суперменом, или подохнешь.

– Ты справилась?

– Я надеялась, что переболела. А ты?

– А я чуть не подох.

Они улыбались друг другу, как заговорщики, как два сумасшедших, маскирующихся под нормальных людей, как очень близкие люди. Настолько близкие, что Ник отважился потрогать прядь ее волос. На самом деле они не были седыми, какие-то женские штучки с осветлением. Лиса оказалась смелее. Ее губы сначала были ледяными, а потом стали обжигающе горячими. И дыхание. И прикосновения рук тоже. Наверное, было в ней это… шаманское, потому что сопротивляться не было никаких сил. Да и не хотелось ему сопротивляться. Он дома, под колючими северными звездами, рядом с женщиной, которая ему подходит. А с болезнями и прочими напастями они разберутся. Как-нибудь потом…

Вероника

Вокруг ее домика ходил мертвый медведь. Ходил, сопел, заглядывал в окна, отвлекал. Вид у медведя был изрядно потрепанный жизнью. Или, скорее, смертью. Медведю недоставало одного глаза и, кажется, хозяина. Из Веселова хозяин оказался так себе. Он, конечно, уже не тот, что раньше. Есть в нем теперь какая-никакая сила. Не ошеломляющая, но… знавала Вероника экстрасенсов и послабее. В разы слабее. И ничего, они как-то устраивались в жизни, некоторые очень даже неплохо. И этот дар, или проклятие – тут уж с какой стороны посмотреть – останется с Веселовым до конца его дней, даже если… даже когда они снимут с него этот чертов тынзян. Есть у нее кое-какие догадки и задумки на этот счет. Жаль только, что времени так мало. Жаль только, что из-за снежной завесы, что раскинули над Хивусом, способности ее стремятся к нулю. Они стремятся, а она тянет их вверх неимоверным усилием воли. Потом, когда все это закончится, ей точно нужно будет в Тибет, чтобы очиститься, чтобы набраться сил и проветрить голову. А пока придется держаться. Как ни крути, а в этой истории она не случайный персонаж. Сдается ей, случайных тут вообще нет, все запланировано и срежиссировано кем-то знающим и очень сильным. Остается понять, кем.

Медведь ткнулся носом в стекло, зыркнул на Веронику единственным глазом. Из второго торчал осколок льда. Еще одно доказательство того, что Веселов нынче парень непростой. Простому парню сделать мертвое еще чуть более мертвым не удалось бы, простой парень уже давно и сам бы сделался мертвым. А Веселов ничего, держится, даже шутить пытается. Вот мишку прислал.

Вероника подошла к окну, прижалась ладонью к стеклу. Холодно. И холод не обычный, северный, а замогильный. Такой же, как тогда в самолете. Эта… сущность, которую Ник так ловко и так к месту обозвал Снежитью, умудрилась замарать их всех, замарать и выстудить почти до костей.

– Чего тебе? – спросила Вероника, глядя прямо в подернутый белой дымкой медвежий глаз. – Чего таращишься? Вон пошла!

Медведь оскалился, царапнул когтем по стеклу и по ее обнаженным нервам. Звук получился мерзостный. Вероника отступила на шаг, ожидая, пока Снежить оставит ей послание на заиндевевшем стекле. И она оставила.

«Вы все мои!»

Кривовато, угловато и самоуверенно.

– Хрен тебе, – сказала Вероника, отходя от окна.

Медведь обиженно рыкнул, взвился на задние лапы. Или его заставили взвиться, крепкой рукой потянули за ошметок тынзяна, что свисал с его шеи. Или не рукой, но точно потянули.

Успокаивало лишь одно: если медведь тут, то Веселов пока может перевести дух. Возможно, у него даже получится выспаться. В отличие от нее. Ей этой ночью о сне, похоже, остается только мечтать.

Вероника пятилась от окна, на ходу обдумывая, как лучше поступить с этой косматой нечистью. Имелись у нее кое-какие варианты, но, увы, ни один из них не был радикальным. Значит, нужно напрячься, если придется, посоветоваться со старшими товарищами. До утра она должна найти решение. Или объяснение происходящему. А если повезет, и то и другое.