Снежная девочка

Каждый раз, когда появлялась новая пленка, агент следовал одному и тому же протоколу: просматривал по порядку предыдущие видеозаписи Киры, сделанные в одной и той же печальной комнате, чтобы почувствовать ту беспомощность, которая заставляла его двигаться вперед и не сдаваться. Миллер открыл первую запись, ту, которую он видел чаще всего и с которой все началось, и после бесконечной минуты, в течение которой вопросы все прибывали и прибывали, он поднес руки к лицу.

Это была запись, на которой Кира играла с куклой в деревянном домике, потом вставала и оставляла ее на кровати. Затем она прикладывала ухо к двери и шла смотреть в окно. Далее девочка поворачивалась, смотрела в камеру, и на этом видео обрывалось.

На второй кассете, оставленной у офиса Аарона в августе 2007 года, Кире было уже двенадцать, она была худощавой девочкой с тонкими ногами. Агент Миллер заставил себя продолжать просмотр. На этом видео Кира с серьезным лицом на протяжении всей записи писала что-то от руки в блокноте. Ни разу она не посмотрела прямо в камеру. Качество изображения было идентичным, и эксперты ФБР сделали вывод, что это была одна и та же статичная камера, изображение с которой транслировалось в реальном времени на монитор, подключенный к видеомагнитофону «Саньо», судя по узору, оставленному магнитной головкой на ленте.

Третья запись, найденная в парке в феврале 2009 года, была самой страшной для семьи, и именно ее они смотрели с наибольшей болью. На ней было видно, как Кира, которой было около четырнадцати, находилась в комнате с закрытой дверью, сидела за своим столом, писала что-то от руки в черной тетради, плакала и тяжело дышала. На несколько мгновений она вставала и как бы кричала что-то в сторону двери, но Кира была спиной к камере, и невозможно было догадаться, что она кричит. Эксперты в области просодии[7], проанализировав движение челюсти, которое на видеозаписи считывалось по пульсации кости под ухом, пришли к выводу, что это какое-то предложение из четырех слов. Из этого следовало: Кира была не одна, и ее похититель был где-то рядом, и девочка это знала, но толку от этого было мало. На столе лежали четыре тетради, идентичные той, в которой она писала в данный момент, напоминающие личный дневник: Грейс и Аарон с гордостью смотрели на них и фантазировали, что могла написать их дочь.

Однажды Грейс Темплтон провела всю ночь, пересматривая эту запись по кругу, плача вместе с дочерью, разделяя ее печаль и шепча, что ей не стоит волноваться, что однажды они воссоединятся, она всегда будет утешать ее, всегда подставит свое плечо, даже если дочь не знает об этом, даже если она не помнит о ее существовании. Изменилась и сама Кира: волосы были распущены, раньше она всегда была с хвостиком, и копна ниспадала ниже ее уже развитой груди.

Любовь, которую родители испытывали к Кире, наблюдая, как сильно она меняется от видео к видео, только росла вглубь и вширь, потому что теперь у них были воспоминания не только о первых трех годах ее жизни, но и о том, как они разделили ее слезы, мечты, как она смеется, как развивается и взрослеет, словно на свободе, пусть даже Кира была заперта, как красивая птица в позолоченной клетке.

Специальный агент Спенсер, некогда сидевший рядом с ним, вышел из кабинета в дальнем конце офиса и подошел к Бену.

– Снова та девочка? Новая запись?

– Все так.

– Сейчас у нас другая девушка, Бен, та, что с четырнадцатого пирса. Мы не можем больше тратить на это ресурсы. Ты сам это знаешь. Твои поиски отняли у нас столько же ресурсов, сколько отнимают поиски тридцати пропавших без вести. Нет.

– Дай мне хотя бы день. Стандартная процедура: отпечатки пальцев, ДНК и проверка местности с помощью камер. На этот раз все… по-другому.

– Мы не можем, Бен. Мы близки к тому, чтобы найти девушку с пирса, и ты мне нужен. Парень уже признался. Нам нужны глаза, чтобы понять, куда он мог сбросить тело. Я хочу, чтобы ты поехал туда и занялся последними деталями. У нас наготове команда водолазов, они обыщут указанные нами места. Дело близко к завершению, но нужно сосредоточиться.

– Я обещал семье Темплтон, что проверю это.

– Я не могу допустить, чтобы один из моих агентов искал песок в пустыне, Бен.

– Я никогда не был одним из твоих агентов, Спенсер. Мы всегда были просто соседями по кабинету.

– Теперь ты один из моих агентов, что бы ты себе ни воображал. По-твоему, я не заслуживаю повышения, но у меня 114 раскрытых дел из 120. Ты же упорно тратишь время на висяки, но… каждый заслуживает того, чтобы его нашли. Не только Кира Темплтон.

– Ты придурок.

– Не заставляй меня подавать на тебя жалобу, Бен. Не надо так.

– Подавай, сколько влезет. Ты всегда был засранцем, и любой это подтвердит.

На лице Спенсера отразилось сожаление, и он громким официальным тоном произнес так, чтобы его слышал весь офис: