– Мне плевать, – ответила я самым решительным тоном, которым когда-либо говорила.
Мы целовались всю дорогу. И на лестнице моего дома. И пока я сражалась с дверью. И пока мы раздевались. И когда его очки слетели с лица на пол и одна из линз разбилась. И наконец, отсекая все пути назад, когда наши обнаженные тела рухнули на кровать в моей крошечной однокомнатной квартире.
Час спустя мы оба были отягощены угрызениями совести из-за случившегося, но не сомневались, что это было неизбежно. Он тихо оделся в полумраке, и я заговорила первой:
– Этого больше не повторится, Джим.
– Почему? Мне нравится быть с тобой, Мирен. Ты… другая.
– Потому что ты не можешь потерять единственную работу, которая у тебя осталась.
– Никто не узнает.
– Ты преподаешь расследовательскую журналистику. У тебя целый класс, полный людей, готовых искать правду.
Джим рассмеялся.
– Так что, мы попрощаемся так, будто ничего не было?
– Я думаю, это к лучшему.
Он кивнул, повернувшись спиной, все еще без рубашки, и нагнулся поднять очки и положить их в карман.
– У тебя все получится, Мирен. В тебе есть что-то необычное. Я никогда не видел никого похожего.
– Упрямство – это единственное, чем я отличаюсь от других.
– А это главное в журналисте.
– Я знаю. Я училась у тебя.
Профессор закончил одеваться, а я осталась в постели.
Потом он поцеловал меня на прощание, и следующие несколько лет я вспоминала, как кололась та щетина, что заставила меня вылезти из моей раковины.
Утром выпуск «Пресс» с историей Джеймса Фостера на обложке облетел всю страну, и мое имя в первый, но не в последний раз связалось с делом Киры Темплтон. Я раскрыла настоящую историю единственного официального подозреваемого, который когда-либо появлялся в деле об исчезновении девочки.
Я позвонила своей семье и сообщила им хорошие новости. Мои родители тут же пошли и купили несколько экземпляров, раздавая их по всему Шарлотту и хвастаясь, что их дочь стала знаменитой.
Мама спросила, навещу ли я их на выходных, как обещала, но моя свежеиспеченная работа в газете разом отменила все планы. С годами я пожалела, что откладывала эти незапланированные встречи, особенно учитывая, что мне открылось позднее, но тогда я была еще ребенком – и, черт возьми, меня только что взяли в «Пресс»!
Утром я собиралась отдыхать, но в моем сознании уже загорелась идея, и не успела я опомниться, как в десять часов уже входила в дверь оружейного магазина, который снаружи больше походил на ломбард.
– Какая модель вам нужна? Если для защиты дома, рекомендую вот это, – сказал пожилой мужчина, выглядевший как почетный член Национальной стрелковой ассоциации. Он вытащил дробовик, который, судя по виду, весил центнер.
– Нет… я…. Мне просто нужен пистолет. Для самозащиты.
– Вы уверены? Если к вам вломятся в дом, у плохих парней будут такие штуки.
– Я уверена, правда. Пистолет будет в самый раз.
Стены и витрины магазина были напоказ забиты оружием, будто это были тапочки. Дробовики, пистолеты, револьверы, боевые ружья. Один их вид заставлял нервничать.
– Если вы потратите больше тысячи долларов, коробка пуль двадцать пятого калибра идет в подарок.
– Ух… да. Отлично. Мне нужен пистолет и пули.
Мужчина как-то издевательски рассмеялся и указал на витрину, где было такое разнообразие моделей и калибров, что от этого могла закружиться голова. Затем он сказал, что мне нужно будет заполнить форму и дождаться одобрения проверки моей биографии. После чего спросил меня о лицензии, и я озадачилась.
– Лицензия?
– В Нью-Йорке без этого никуда, дочка.
– У меня ее нет. Я из Северной Каролины. Там… ну, там это как-то проще.
– Значит, там и покупай, раз…
– Неужели правда нельзя закрыть на это глаза? Он нужен мне для защиты дома. Я живу в Гарлеме, и там сейчас очень неспокойно. В моем доме влезли уже в шесть квартир, – соврала я.
– Черные, да?
Я кивнула. Такими людьми было легко манипулировать.
– Воображают себя гребаными хозяевами города, а сами только хаос сеют. Вот что, я тебе продам его за шестьсот, если пообещаешь, что будешь стрелять, как только они к тебе вломятся. Лучше они, чем ты, дочка.
– Ко… конечно. – Меня охватила паника при мысли о том, что мне когда-нибудь придется воспользоваться пистолетом.