— Нет, Глеб, не нужно ничего. Не хочу, — тихо проговорила я, смотря куда угодно, только не в родные глаза. — Не нужно ни с кем говорить, это лишнее. Нет у нас будущего, и не будет. Тебе лучше уехать.
— А теперь скажи мне все это, глядя в глаза, — прорычал он, до боли сжимая руками мои плечи и встряхивая. — Говори! Ну!
— Да что тут говорить?!! — почти выкрикнула я. Лицо Глеба расплывалось передо мной, и обнаружила, что плачу. — Что я проклята с рождения? Что никогда не смогу стать чье-то женой? Родить ребенка, если только не такую же ущербную, как я?! Глеб, это дорога в никуда. Я не могу привязать тебя к себе, отобрать твое право на счастье. За мной смерть ходит попятам, я практически каждого вижу, а это каждый раз — боль. Она обжигает холодом, заставляя отдаляться от людей. И чем больше я вижу их смертей, тем сильнее мне хочется умереть самой. А ты однажды захочешь другой жизни, иметь нормальную жену, детей.
— А ты, стало быть, все решила за меня?! — он зло посмотрел на меня, не выпуская из рук. — А ты меня спросила, чего хочу я? Может, я не хочу
— Я тоже люблю тебя, люблю, — робко прошептала в ответ, прижимаясь к его обнаженному телу.
— Замуж за меня пойдешь? — Глеб склонил голову, заглядывая в мои распахнутые от удивления глаза.
— Замуж? Я? — я не могла подобрать слов, чтобы описать свое счастье, — ты предлагаешь… мне???
— Да, Даша, да. Я предлагаю тебе стать моей женой, — Глеб счастливо рассмеялся, кружа меня по комнате, — и не говори мне сейчас о своем глупом проклятии, о том, что тебя называют ведьмой, и что там дальше по списку? И то, что мы знакомы неделю, тоже…
— Две, — улыбнулась я, заглядывая в его горящие глаза, — ты возьмешь в жены ведьму белобрысую? — согласный кивок, — психичку? — моя бровь поднялась выше, а он снова кивнул, — ведьмино отродье? — скептически спросила я. Глеб только шире улыбнулся, выжидательно глядя на меня. — Что, и Снежную Королевишну тоже?
— Снежинка, Солнышко, мой колючий ёжик, любимая девочка, — каждое мое прозвище он сопровождал поцелуем, к которым невозможно было остаться равнодушной, — забудь о них. Я никому не позволю больше обидеть тебя. Иначе этот смертник будет иметь дело со мной. И раз уж мы разобрались со всем, что препятствовало, то… — он отпустил меня и подошел к креслу, где лежали его брюки, покопался в кармане. Повернулся, глядя в окно на занимающийся алым рассвет, и решительно потянул меня вниз, а затем на улицу.
На улице было тихо, ветер осторожно касался травы, пробегая волнами по ней. Было прохладно и мокро от росы, но мы не замечали этого. Внутри ярко светило солнце, согревая и лаская. И имя этому солнцу — любовь. Глеб завел меня за дом, откуда начиналась дорожка к лесу, развернул к себе так, что золотистые лучи светила коснулись моего лица. Он вдруг серьезно заглянул в мои глаза.
— Даша, я… вот, — он достал из кармана наспех натянутых джинсов маленькое изящное колечко с красным камешком в виде сердца. — Это кольцо моей матери. Может, для тебя прозвучит это, как сказка, но ему несколько сотен лет. Кольцо передается в нашей семье каждой девушке, что входит в нее. Честно, я даже не помню, как умудрился взять его с собой, но… — Глеб говорил быстро, словно боялся, что я передумаю. — Я прошу стать тебя моей женой, — он торжественно протянул мне руку, и я несмело вложила в его ладонь свои подрагивающие от волнения пальцы. — Ты согласна?
— Да, — прошептала я, и на мой безымянный пальчик скользнул прохладный ободок. Глеб шагнул навстречу, прижимая меня к себе и даря такой же сказочный поцелуй. Сладкий, томный, головокружительный.
— Глеб, а почему тут? — я неопределенно обвела вокруг руками, показывая на рассвет, улицу и окружающую нас тишину. Он все еще держал меня в своих объятиях.
— Я хотел все не так, но подумал, что это ты обязательно должна запомнить этот день. Утро нашей новой жизни, — пожал он плечами.
— Да, ты романтик! — воскликнула я, смеясь и обнимая его за талию, прижалась к его груди, слушая, как быстро бьется его сердце. — Я люблю тебя, — прошептала я, — спасибо, спасибо за эту чудесную сказку.
— Это не сказка, Даша, это наш первый с тобой рассвет в новой жизни. Я заберу тебя отсюда, и никто больше не посмеет даже косо взглянуть тебе вслед. Не то, что говорить в глаза.
Я ойкнула, смотря в его серьезное лицо.
— Глеб, а давай не будем торопиться, — мне вдруг стало страшно. Слишком крутой вираж делала моя жизнь, — если тебе нужно… нужно уехать, то я пойму. И папа…