Снежная Королева (СИ)

— О своих родителях, — тихо ответила я, замечая, как тень набегает на его лицо, и оно застыло, будто маска. — Я расскажу тебе о них, если хочешь. Все расскажу, — мой голос затих, а я испугалась, потому что….

Я готова рассказать ему все о себе, своей жизни, но нужно ли ему это? Но я решила, что расскажу ему правду, как бы он не отреагировал на это. Я доверяла этому мужчине, хоть и знакомы мы были всего ничего. И буду верить, что он поймет меня, как однажды сделал мой отец. Выслушал Эйрене и поклялся защищать ее всю жизнь. И я очень надеюсь, что не ошиблась в Глебе.

Глеб провел пальцами по дугам моих бровей, задумчиво очерчивая их контур, мягко коснулся носа, а потом наклонился и чмокнул в его кончик.

— Очень хочу, Даша, — прошептал он, заглядывая мне в глаза, а я снова тонула в загадочном блеске его глаз. — Спасибо…

Я снова улыбнулась, отворачиваясь от окна, за которым розовело небо. Чернильно-синее небо и розовеющий край горизонта — невероятное зрелище. Я заворожено смотрела, как снова густеет мгла за окном, и наступает самый темный час суток — час до рассвета. За окном смолкли цикады, ветер не шевелил листву, даже воздух, казалось, застыл.

Я переступила с ноги на ногу, ежась то ли от холода, то ли от давящей тишины. Увиденный сон и раннее пробуждение заставили меня нарушить негласный закон этого дома. Я осторожно выскользнула в коридор и пошла в сторону второй спальни. Потоптавшись в нерешительности под дверью, я осторожно толкнула ее, проходя внутрь. Я уже была тут один раз с разрешения папы, а сейчас мне нужно было снова посмотреть то видео, записанное много лет назад им. Вернее, его другом — Вадимом Аксёновым. Я все-таки хотела разобраться, что произошло много лет назад, что-то не давало покоя мне в этой записи. Какая-то нестыковка. Конечно, было бы лучше спросить обо всем отца, но я не была уверена, что он не начнет уходить от темы, а еще скрывать подробности произошедшего. В прошлый раз мы оба были на эмоциях, поэтому я так и не узнала всей правды о своем рождении. А еще была слишком растеряна, что не смогла вникнуть в суть самой записи. В ней мой отец прощался со мной, и я никак не могла понять почему? Почему он не стал бороться за свою жизнь? За меня, в конце концов, почему просто сдался и… ушел, оставив на воспитание своему другу. Я немного узнала о родителях из того сна, да и «видела» отношения мамы и дедушки, и все же не понимала причин его поступка.

Я зажгла лампу, что стояла на полке, а верхний свет решила не включать. Хотя прятаться мне не от кого, но почему-то не хотелось, чтобыменя увидели в окне. Порылась среди старых кассет, отыскивая ту самую, которую смотрела в прошлый раз. Немного пришлось повозиться, чтобы найти ее и не отвлечься на другие записи. А тут было, что посмотреть. Странно, что папа не оцифровал все эти записи, ведь сейчас это не проблема. Не хотел, чтобы хоть кто-то видел их?

Я наткнулась взглядом на еще одну кассету с надписью — «Дочке один годик». Подписана она была незнакомым мне почерком. Я решительно вытащила ее из бокса, в котором она хранилась, и вставила в проигрыватель и дождалась начала записи. На экране мелькнула заставка с моей фотографией, а потом замелькали кадры, где я лежала в кроватке или играла с погремушкой. Пухлощекая малышка мало напоминающая меня нынешнюю. Кадр сменился другим, и вот я сижу, сосредоточенно рассматривая плюшевого медведя с огромным розовым бантом. Маленькая я поковыряла пухлой ручкой по плюшевому боку, а потом нажала на пузико игрушки. Медведь тихонько заревел, а затем заиграла тихая мелодия, и зазвучали слова всем известного стишка:

' Мишка косолапый по лесу идет.

Шишки собирает, песенки поет…

Вдруг упала шишка прямо мишке в лоб.

Оступился мишка и об землю — хлоп!…'

Песенка резко оборвалась, а личико малышки немного насупилось, а потом она разразилась громким воплем. Камера слегка дрогнула, а затем послышался нежный голос, услышав который я замерла перед экраном, а малышка сразу успокоилась. Камера выхватила изможденное лицо беловолосой женщины с почти прозрачной кожей и голубыми глазами.

— Мама… — прошептала я, неосознанно потянувшись рукой к ее лицу.

Сквозь пелену слез я жадно рассматривала ту, которую никогда не видела вживую, но часто — в своем сне. Несмотря на измученный вид, она была очень красивой. Тонкие черты лица, так похожие на те, что я вижу в зеркале по утрам, слегка вздернутый носик, широкие, красиво очерченные дуги бровей, но не черные, как у меня, а золотистые. Значит, когда-то мама была золотистой блондинкой, а я больше похожа на папу. Она со счастливой улыбкой утешала дочь, а дальше камера выхватила того, кто подошел и обнял ее и малышку. Еще один участник съемки, которого сразу не заметила я. Вадим Аксёнов — мой настоящий папа. Оказалось, что он сидел в кресле, чуть дальше, чтобы не попадать в кадр. Но почему? Не хотел, чтобы хоть кто-нибудь узнал его? Или давал возможность матери и ребенку побыть эти незабываемые минуты вместе? Мама… папа… что же вы все-таки скрывали и скрываете до сих пор от меня?