Я остановила кадр, рассматривая эту семейную идиллию. Нет, теперь я уверена, что мама очень любила отца, что бы она ни говорила ему в том сне. Ведь она знала, знала, что не проживет и года после моего рождения, но она держалась до последнего, и мой первый год они… мы отмечали все вместе. Я снова начала рассматривать пару, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку, но безуспешно. Обычное семейное видео, единственным отличием которого было то, что из семьи осталась только я.
Я осторожно извлекла кассету, снова вставила ее в бокс, и аккуратно вернула ее на место. Странно, что папа мне никогда не показывал ее, хотя я ведь даже о существовании всей этой коллекции, как и картин, узнала совершенно случайно и недавно. Значит, папа намеренно не хотел показывать мне ее.
— И это он еще спрашивает, в кого я влюблена, — обиженно пробубнила в темноту, сменяя кассеты, — а, вот, и не скажу тебе, папочка, помучаешься…
Я нажала на кнопку воспроизведения, и снова замерла.
Потому что это была не та кассета, что я смотрела в прошлый раз. Несколько минут я с ужасом смотрела, как несколько мужчин в черных спортивных костюмах и балаклавами на лицах, или как это правильно называется, методично избивали привязанного к непонятно откуда взявшемуся столбу мужчину. Лишь по темной шевелюре я смогла догадаться, что это мой настоящий отец. Затем перед камерой появился другой мужчина и сел на стул, напротив камеры, загораживая место избиения. Он также был в маске, но она не скрывала его глаз. Я мгновенно похолодела, узнав этот взгляд. Пусть я видела их всего один раз и в своем сне, но забыть эти прозрачно-голубые глаза я не смогу никогда. Это ему Арина рассказывала о предательстве Влада. Именно он отдал приказ убить Арину, и этот взгляд….
Я всегда удивлялась высказыванию — «мертвые глаза» или «мертвый взгляд». Почему-то мне всегда представлялся тускнеющий взор мертвецов, нет, мне не доводилось видеть это воочию, но…. Это все равно не то. У этого человека в глазах застыла смерть. Ее он нес всему живому. Бездонные, пустые, безжизненные. От его взора холод пробирал до костей, а сердце, казалось, начинало замедлять свой стук. И это… страшно. Он смотрел в камеру, но мне казалось, что он видит меня, а не того, кому отправлял эту запись. Затем раздался его голос. Равнодушный, безжалостный, он говорил, заставляя цепенеть от ужаса.
— Я отправил похожую запись не только тебе, Эйрене, но и твоему отцу, — мужчина говорил спокойно, тщательно выверяя паузы в разговоре, чтобы собеседник, наверняка, проникся. Это мне напомнило вдруг то, как папа иногда разговаривал с теми, кем недоволен. Он никогда не показывал свой гнев или недовольство, но человек, все равно, проникался и впечатлялся его тоном. Даже со мной, бывало, срабатывало похожее, но ненадолго. Раньше я думала, что это потому, что папа когда-то привлекался в качестве переводчика на переговорах. Это было давно, но мне в детстве он часто рассказывал о тех временах. А я его жалела в душе, мне казалось, что ему трудно было отказаться от такой престижной работы ради меня. Но он только улыбался, проводя рукой по моим белым волосам.
—… только, боюсь, вряд ли твой дружок, — тут он неприятно ухмыльнулся, — позволит ему увидеть эту кассету. Но это и не важно… появится эта запись в штабе генерала Реина или нет, не имеет значения. А, вот ты, Эйрене, если хочешь увидеть своего мужа живым, хоть и не здоровым, приедешь ко мне. Сама! одна! приедешь на Казанский вокзал и возьмешь билет до Екатеринбурга в шестой вагон и шестое купе. Там тебя будут ждать. А нет, — тут его тон стал скучающим, а во взгляде потухла последняя искра интереса, — так я пришлю его тебе по частям.
Мужчина спокойно поднялся со своего места, открывая снова картину измывательств над моим отцом. А затем запись оборвалась.
Я сидела, боясь пошевелиться, и не дышала, словно это мне прислали эту запись. А что же было в тот момент с моей мамой? Как она пережила этот ужас, что видела на экране? Кто этот чело… нет, монстр? Что ему нужно было от моего отца? А от мамы? Понятно, что он хотел использовать ее дар. И мама уже однажды угодила в подобную ловушку, когда «подруга» продала ее своим братьям. И еще один вопрос тревожил меня — знала ли мама об этой кассете? Да, скорее всего, раз она хранится у моего отца, также и вторую, как и опасался этот маньяк, он успел перехватить. Но все-таки как-то эти угрозы дошли до нее, и, несмотря на все попытки скрыться, маму нашли. И ребенок, которого она потеряла в тот момент…. Бедная, как же она пережила весь этот кошмар и согласилась родить меня, хотя понимала, что ей придется пройти весь этот ад снова. Или не хотела и тянула так долго? Или они с отцом скитались так долго, опасаясь оставаться на одном месте?
Я сжала руками волосы на затылке и откинулась на спинку стула, на котором сидела. Вопросы множились, а я не знала ответов на них. И те, кто мог мне их дать — мертвы. Разве только спросить папу, но его не было рядом, а спрашивать подобное по телефону — не комильфо.