— Ох, мисс, вы слышите их? Чего они хотят от нас?
— Не бойся! — успокаивает ее Летти. — Это же люди из деревни. Мы знаем их всю жизнь. Они нас не обидят.
— Но они в бешенстве, разве вы не слышите? Они наслушались ужасного вранья, ужасного! Они говорят, что на нашей территории есть дикие звери, которые пожирают незваных гостей, и что в церкви есть огромный вращающийся стол, где Возлюбленный выбирает себе жену на следующую неделю. Они говорят, что мы творим грешные, безнравственные дела. Это неправда! Ни слова правды!
— Ты права, это неправда, — мрачно говорит Летти. — Однако здесь достаточно странностей, чтобы питать такие слухи.
Китти закрывает глаза.
— Мы должны молить о защите.
Летти размышляет. Трудно представить себе местных жителей, большинство из которых она знает всю свою жизнь, причиняющими реальное зло здешним душам.
Шум за воротами становится громче — крики и вопли толпы, разжигающей в себе праведный гнев. Она догадывается, что они уже близко.
Внезапно она слышит раскатистый голос Возлюбленного:
— Придите, имеющие уши! Придите и внемлите слову!
— Это он! — кричит Китти, ее глаза блестят. — Он укажет им путь!
И вот они уже здесь: яростно орущая масса клубится у ворот, тряся их так, что засовы дребезжат и бряцают. Факелы бросают на толпу жутковатые отблески, освещенные лица перекошены от бешенства, рты открыты, все кричат. Кажется, здесь сотни людей, свистящих, вопящих, воющих, открыто глумящихся над Возлюбленным.
— Выйди и расскажи нам все про это слово! — выкрикивает какой-то мужчина. — Ждем не дождемся его услышать! Давай, выходи!
— Выйди и сотвори нам чудо!
— Да, посмотрим, как ты ходишь по озеру!
— Или давай переломаем тебе ноги и посмотрим, как ты поднимешься и пойдешь!
В темноте Китти цепляется за Летти.
— Это зверье! Они разорвут нас на куски!
— Наверняка не разорвут, — отвечает Летти, однако и она напугана. Она никогда прежде не видела разъяренной толпы и сейчас чувствует силу их ярости. Какие-то мужики пытаются взобраться на ворота, и теперь Летти видит, что на импровизированную баррикаду легко спрыгнуть, она послужит удобной лестницей для спуска на другую сторону.
Однако в этот момент самая злобная из Ангелов впивается пальцами в ее руку.
— Теперь ты довольна? — запальчиво выкрикивает она. — Теперь, когда твои друзья здесь?
— Они мне не друзья.
— Как же! Ты змея у нас на груди. Ты навлекла на нас это зло. — В ее яростных глазах будто отражается всеобщий страх.
— Сейчас, девочки, — дрожащим голосом говорит Китти, — нам надо держаться вместе. Пусть с ней разбирается Возлюбленный, она ему родня.
— Мы должны что-то сделать, пока они не ворвутся и не заберут ее, — говорит Ангел, не слушая Китти.
Возлюбленный стоит у ворот, хотя не слишком близко, не настолько, чтобы до него долетел какой-нибудь метательный снаряд из толпы. Он высоко поднимает руки и с пафосом вещает привычным языком о слове, о божественной воле, о плане, обо всем, что обычно служило ему хорошую службу, но сейчас его речь только бесит тех, кто его слышит, и заставляет их глумиться над ним сильнее и громче. На ворота опять карабкаются парни, и один из них непременно добьется успеха, хотя садовник храбро отпихивает пришельцев граблями. Вокруг шум, суматоха, смятение. Внезапно на фоне всей этой кутерьмы слышится громкий перезвон, и чей-то голос кричит:
— Стойте, стойте! Прекратите, я говорю!
Шум спешно замирает, и голос слышен снова, сильный и отчетливый:
— Прекратите это безумие!
— Это Артур! — с восторгом говорит Летти. Сейчас она может его разглядеть. Он стоит у ворот, лицом к злобной толпе, в одной руке у него крышка от мусорного бака, в другой молоток, которым он воспользовался, чтобы звоном привлечь внимание толпы.
— Тихо, я говорю! — приказывает он, и воцаряется тишина. Даже Возлюбленный перестает ораторствовать, поющие гимн тоже замолкают, за исключением одного-двух пронзительных голосов. — Это зашло слишком далеко! Вы, конечно, вольны проявлять свое неудовольствие, но давайте перестанем угрожать этим людям. Большинство из них не хочет нанести вред. И насилие — это не ответ.
Раздается недовольный ропот, но Артур утихомиривает толпу: