– Потому что был такой поэт Буало, современник Мольера. Он написал «Поэтическое искусство»[8]
, – граф нахмурился. – Так что там с твоими перчатками? Прежде всего, почему они должны были оказаться у Мориса?Мгновение Наташа колебалась между желанием все рассказать – или же открыть только часть, умолчав о некоторых моментах. Но умолчание могло привести к совсем уж неприятным последствиям, и она очертя голову ринулась в омут признания.
– Он меня преследовал, – сказала она.
Ее муж как-то нехорошо повел челюстью и положил вилку, не заметив, что опер ее о блюдце чайной чашки.
– То есть он это делал не для себя лично, – заторопилась Наташа, почти физически ощущая, как в огромной столовой, обставленной мебелью середины прошлого века, сгущается гроза. – Он хотел устроить мне встречу с Арманом. Я ему говорила – в смысле, Морису, – что мне этого не нужно, что я считаю наши отношения законченными, но он не отставал. Однажды я виделась с ним в кафе и оставила на столике перчатки. Я совсем о них забыла, и тут комиссар Буало…
– Ты подписывала какие-нибудь бумаги? – напряженно спросил граф.
– Нет.
– У вашего разговора были свидетели?
– Э… Нет.
– Но ты признала, что перчатки, которые нашлись в машине Мориса, твои?
– Комиссар и так это знал.
– А ты понимаешь, как это может выглядеть с его точки зрения? – спросил ее муж, растирая рукой лоб.
– Ну не станет же он подозревать меня в убийстве…
– Почему бы и нет? Ты встречалась с жертвой, твои перчатки найдены в машине…
– И что? Нет, я понимаю, что это плохо, но какой мне резон убивать Мориса?
– Откуда я знаю, что Буало может подумать? – уже с раздражением промолвил граф. – Что еще ты ему сказала?
– Мне пришлось рассказать, как перчатки попали к Морису.
– Буало задавал тебе какие-нибудь вопросы?
– Конечно. Он хотел знать насчет оружия, и я ему сказала, что у твоего зятя был пистолет. Еще он допытывался, что я думаю о Симоне.
– И что ты ему ответила?
– Что не представляю ее в роли убийцы Мориса. Кто угодно, только не она.
– Если комиссар снова захочет с тобой говорить, обязательно дай мне знать. Я вызову мэтра Реми, и пусть он присутствует при вашей беседе.
– Я сделала что-то не так? – спросила Наташа, ковыряя ложечкой десерт. Тревога мужа передалась и ей, тем более что она знала Робера как человека, не склонного переживать по пустякам.
– Посмотрим, какие будут последствия, – уклончиво ответил муж. – Ты видела газеты?
– Да. Некоторые.
– Предупреди родителей, чтобы они не откровенничали с репортерами.
– При чем тут мои родители?
– Я не знаю, но газетчики беспринципны и продажны. Мало ли что им взбредет в голову? – граф испытующе посмотрел на жену. – Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– Не знаю. О чем-нибудь.
– Как ты думаешь, кто его убил? – неожиданно спросила Наташа.
– Мориса?
– Кого же еще?
– Если не Симона, то я даже не знаю. Но раз ты говоришь, что она ни при чем, я тебе верю, – он улыбнулся, и его обычно сдержанное лицо словно осветилось изнутри.
– А это не могла быть Раймонда? – рискнула Наташа озвучить мысль, которая уже давно ее мучила.
– Моя дочь? – изумился граф.
– Ты же сказал, что она умела открывать запертый ящик стола, в котором Морис хранил пистолет. Взяла оружие, убила его и Симону, ее труп где-нибудь закопала и представила все так, что убийца Симона.
– Это какой-то детективный роман, – промолвил Робер слабым голосом. Он опустил глаза, заметил, что вилка лежит неправильно, и вернул ее на место.
– Признайся, разве тебе не приходила эта мысль?
– Что моя дочь – убийца?
– Что из того, что она твоя дочь? Он постоянно ее унижал. Может, ей просто надоело терпеть?
– Я надеюсь, – медленно проговорил граф, – ты не сказала этого Буало?
– Нет. А обязательно было ему говорить? Он умный, думаю, он и сам догадается.
– С чего ты взяла, что он умный?
– Не знаю. А может быть, и знаю. Он не давит, не удивляет какими-то полицейскими фокусами, даже не пытается особо к себе расположить. Просто хоп – и ты уже все ему сказала. Выложила начистоту, как есть.
Граф подался вперед.
– Наташа, он комиссар уголовной полиции. И все, что ты ему скажешь, он может использовать для того, чтобы обвинить тебя, меня или кого-нибудь еще. – Он помолчал, а потом добавил: – Мне кажется, ты недооцениваешь серьезность положения.
Наташа надулась. Она не любила, когда муж говорил с ней таким тоном, словно она была маленькой девочкой и нуждалась в том, чтобы ей объясняли очевидные вещи. К тому же подобные моменты подчеркивали разницу в возрасте между ней и Робером – разницу, которая когда-то ее настораживала и о которой она теперь предпочитала не вспоминать.
– Ты ведь тоже думал об этом, да? – спросила она. – О Раймонде.
– Никогда.
– Но это же самое очевидное решение! Из всех, кто его знал, только у нее был настоящий мотив.
– Перестань. Это нелепо.
– Почему? Потому что она твоя дочь? А если выяснится, что убийца на самом деле близкий тебе человек? Что ты тогда будешь делать?
Граф вздохнул.
– Наташа, я могу поклясться тебе чем угодно, что Раймонда никого не убивала.
– Ты настолько в ней уверен?
– Представь себе.