– Ну тогда надо продолжать тренировку, – тихо сказала она.
– Уверена?
Она взглянула на бассейн. Похоже, она боялась туда возвращаться.
– Ну, может, в конце концов получится.
Я не знал, что и сказать. Не таким я представлял себе сегодняшний день. Я так радовался, так ждал, что она научится плавать, а всё пошло наперекосяк. Только настроение нам обоим испортил.
– А может, закончим на сегодня? – предложил я. – Когда устал, чему уж тут научишься.
Так всегда говорил мне папа, когда я падал духом.
– Думаешь? – с надеждой спросила Хедвиг.
– Ага, – ответил я. – Когда чему-нибудь учишься, всегда так. Сначала нужно позаниматься, потом отдохнуть, а потом снова позаниматься. Когда занимаешься отдохнувшим, вдруг оказывается, что ты многому уже научился. Хотя вроде бы перед этим отдыхал и ничего не делал.
– Правда?
– Совершеннейшая правда, – уверил её я. – Думаю, тебе надо пойти домой и прилечь на диван. На тот большой, уютный, с множеством подушек.
– Ты наверняка прав, – сказала Хедвиг.
– Конечно, прав!
Выйдя из раздевалок, мы встретились на выходе. На улице пошёл снег. Хедвиг подняла лицо к небу. К счастью, она снова стал похожа на себя прежнюю.
– Разве не прекрасно? – спросила она.
Ей на лицо садились снежинки.
– Ага, – ответил я.
Я вытянул руку, и мне на варежку легли три большие снежинки.
– Ты задумывался когда-нибудь, что снег – это вода? – спросила Хедвиг.
– Не особо.
– Разве не странно, что что-то тяжёлое, тёмное и страшное может стать таким лёгким, светлым и красивым?
– Пожалуй, – ответил я. – Я про это как-то не думал.
– Снежинки все разные, – проговорила Хедвиг. – Такими их создала природа. Ни одна снежинка не повторяет другую. Ты замечал?
– Нет, этого я тоже не замечал.
На моей варежке лежали снежинки, почти невесомые. И вправду: одна была похожа на звёздочку, другая – на шестерёнку, а ещё одна напоминала распустившуюся розу.
– Снегопад лучше всего на свете создаёт у меня рождественское настроение, – сказала Хедвиг и улыбнулась мне. – А у тебя что?
– Не знаю, – ответил я.
Хотя я, конечно, знал. Запах имбирного печенья, еловых веток, благовоний и какао. Наряженная ёлка, позвякивание подсвечника-карусели… Но я не мог сказать этого Хедвиг, потому что тогда пришлось бы рассказывать и о Юни.
– Мне пора домой, – сказал я. – Да и тебе тоже. И отдохни как следует. Тогда всё непременно получится.
– Ладно, – ответила Хедвиг. – Юлиан!
– Что?
– А мы можем завтра заняться тем, что я по-настоящему хорошо умею?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вместо плавания.
– Хм. Хорошо. А чем?
– Покататься на коньках! – казалось, каждая веснушка Хедвиг сияет в улыбке. – У тебя есть коньки?
– Да, – ответил я. – Но я не очень хорошо катаюсь.
– Тогда это нам подходит как нельзя лучше! Встретимся завтра на катке в парке в три.
Глава 11
Я шёл домой и думал о рождественском настроении. У Хедвиг рождественское настроение создаёт снегопад. А у меня – запах имбирного печенья.
Что же такое, собственно, это рождественское настроение? Так странно, все вроде знают, что это такое, и всё же как трудно описать это чувство! Рождественское настроение – такое мягкое, будто плюш; от него бегут мурашки по телу и сердце бьётся чуть чаще, но не так часто, что становится неприятно. Это такое чувство, от которого хочется широко раскинуть руки и крепко прижать кого-то к груди. Оно заставляет тебя петь, смеяться… И всё это одновременно! Если бы у рождественского настроения был цвет, я думаю, это был бы тёплый жёлтый. Хотя цвет Рождества – красный. Рождественское настроение освещает всё изнутри, точно факел.
И Хедвиг права, снег дарит рождественское настроение. Особенно такой, как сейчас: не слишком сильный, не слишком мокрый, не слишком ледяной и колючий. Лёгкие снежинки ложатся на крыши, деревья и улицы, скрывают всё серое и унылое, приглушают все звуки, укутывая мир в мягкую овчинку. И хотя снег холодный, он словно делает мир теплее и уютнее.
Я шёл не спеша и наслаждался покоем. Торопиться мне было некуда, меня никто не ждал. А когда тебе хорошо, хочется продлить это время как можно дольше. Я думал обо всех приятных вещах, которыми могу заняться дома. Например, испечь имбирное печенье, или повтыкать палочки гвоздики в апельсины, или завернуть подарки. Их я уже купил. Папе я подарю кофейную кружку, маме – серёжки, а Августе – футбольные гетры, потому что она здорово играет в футбол, в отличие от меня.
Осталось только всё упаковать. А у меня с этим не очень. Углы никогда не получаются прямыми, и приходится лепить на них слишком много скотча. Да и ленточкой никогда не удаётся плотно обвязать. Но завитки на концах выходят отлично. Чем длиннее оставить конец, тем лучше. Этому меня научила Юни. Когда она заворачивала подарки, она всегда оставляла мне кусок ленточки. Она знала, что я обожаю делать завитки-спиральки. Такой уж была Юни, доброй и замечательной. И сейчас думать об этом оказалось совсем не больно, даже наоборот. Как будто она снова была со мной, хоть она и умерла.