Усевшись на коврики из теплоизоляционного пластика, Харп и Марсал съели по лепешке и по небольшой порции мяса, которое, хотя и было упаковано в два слоя целлофана, успело промерзнуть настолько, что от него приходилось отрезать по небольшому кусочку, кидать в рот и ждать, прижимая языком к верхнему небу, когда он оттает. Но кое-что порадовало путешественников: промороженное мясо снежного червя утратило присущий ему изначально омерзительный резиновый привкус, и теперь его можно было есть почти без отвращения.
– Как ты предполагаешь заночевать? – спросил Марсал.
У Харпа уже был готов ответ:
– Как снежные черви. Зароемся поглубже в снег.
Однако, поскольку ночь длилась без малого сорок восемь часов, Харп решил, что разумно продолжать движение до тех пор, пока температура не упадет ниже критической точки, после которой слизь перестанет быть надежной защитой от холода.
Когда солнце полностью скатилось за горизонт и землю окутала ночная мгла, лишь местами пробитая тоненькими серебристыми лучиками света, испускаемыми звездами, сложенными в чужие, совершенно незнакомые созвездия, Харп достал из кармана два светящихся цилиндра.
В принципе, идти можно было и в полной темноте: дорога была настолько ровной, что не существовало ни малейшей опасности оступиться и упасть. Единственную угрозу могли представлять выходы из лазов снежных червей, но Марсал заверил Харпа, что так далеко от берега Замерзшего моря они обычно не заползают. И все же не очень яркий свет, испускаемый светящимися цилиндрами, вселял в душу уверенность, что ты еще не окончательно проглочен бездной кромешного мрака.
Харп шел, держа оба светящихся цилиндра в правой руке и каждые двадцать шагов ударяя ими о бедро.
Поскольку ночью, да к тому же еще и в незнакомом месте, Марсал не мог ориентироваться так же уверенно, как и днем, Харпу приходилось время от времени сверять направление по компасу и по мере надобности вносить необходимые коррективы.
Пошел пятый час первой половины ночи, когда Харп наконец почувствовал, что мороз начинает пробирать его. Да и усталость после почти безостановочного двадцатичасового перехода уже давала о себе знать. Пришло время подумать о ночлеге.
– Как себя чувствуешь? – остановившись, спросил у Марсала Харп.
– Холодно, – тяжело переведя дух, ответил тот.
Сбросив с плеч мешок, Харп достал лопатку и принялся рыть яму в снегу. Пробив толстую корку наста, он начал копать под него.
Через пятнадцать минут его сменил Марсал.
А по истечении получаса нора, способная вместить двух человек, была готова.
Расстелив одно одеяло на полу, другим Харп завесил выход, чтобы не терять тепло и на случай, если вдруг пойдет снег.
Кинув на одеяло пластиковый коврик, Харп сел и первым делом стянув перчатки, смазал руки слизью снежного червя, после чего энергично, чтобы как следует разогнать кровь, потер ладони одну о другую. Занемевшие пальцы быстро обрели чувствительность, и при этом он даже не почувствовал обычной в таких случаях колющей боли.
Глядя на Харпа, и Марсал занялся тем же самым.
А Харп тем временем снял с ног ботинки, стянул носки и принялся смазывать прозрачной слизью ступни ног.
Отогрев пальцы ног и поскорее снова обувшись, Харп расстегнул на себе доху и куртку на синтетическом меху. Задрав почти до самого горла свитер и рубашку, он зачерпнул из бидона полную пригоршню слизи и, сунув руку под майку, принялся смазывать все участки тела, до которых только мог дотянуться.
Закончив с этим, он заправил одежду в штаны, застегнул куртку и доху и двумя быстрыми движениями размазал остававшиеся на ладонях остатки слизи по лицу.
– Ну, кажется, теперь я готов отойти ко сну, – улыбнувшись, сказал он. – Остается только пожелать, чтобы этот сон не оказался вечным.
Поплотнее запахнув доху и поглубже натянув на голову шапку, Харп обхватил себя руками за плечи и улегся на бок, к Марсалу спиной.
Харп хотел показать своему спутнику, что не испытывает ни малейшего беспокойства по поводу предстоящей ночевки. Лежа с полуоткрытыми глазами, он старался дышать глубоко и мерно, делая вид, что уже засыпает.
Марсал какое-то время еще возился у Харпа за спиной, заканчивая весьма своеобразный вечерний туалет. Затем, ударив напоследок несколько раз светящимися цилиндрами о ладонь, он улегся на расстеленное одеяло, тяжело вздохнул и затих.