Снежник

— Послушай, — говорит айвинец, — зла я тебе не желаю. Я иду домой. Все верно ты подметила: я воин. Некогда в Красной битве я воевал против Берга. Теперь же… Охранником в пути возьмёт кто, рад буду. Ни медяка не осталось.

Лучница вздыхает.

— Ладно, — соглашается она. — Так и быть отпущу тебя, — и, предупреждая его, добавляет наигранно грозно. — Но Клык, если кому ты захочешь чинить вред, тебя может запросто завалить.

Волкодав, подтверждая, громко лает.

— Понял-понял. Испугался, — примирительно произносит Ильяс.

Девчонка опускает лук, не сводя с айвинца настороженных карих глаз.

— Ты, скажи мне, всех так пугаешь? — задает он ей вопрос.

Она смешно вздергивает свой нос:

— Вот еще. Да только в последнее время, какого только сброда из Кобрина не валит.

Мужчина окидывает взглядом ее хрупкую фигуру.

— И что же некому больше на страже лиеских лесов стоять, кроме тебя? — спрашивает Ильяс у хозяйки волкодава.

— А тебе какое дело? — злится она. — Думаешь, это случайно стрела мимо тебя пролетела? Я утке точно в глаз выстрелить могу. Пока ты только потянулся бы за своим кенаром, я бы уже смогла нанести решающий удар.

— Меткая, значит? — прячет айвинец улыбку.

— Быстрая, — серьезно она отвечает. — Лук позволяет угнаться за быстро тающим временем.

— А зовут тебя как? — интересуется путник.

— Марика, — говорит девушка.

— А я Ильяс, — представляется он. — Проводишь меня до ближайшей деревни?

Она соглашается:

— Провожу. До Ваишено к обеду выйдем.

Впереди них бежит ее пес, то и дело останавливаясь, чтобы подождать хозяйку. Волкодав настороженно водит носом по ветру, принюхиваясь к запахам.

На весь лес проносится звонкая отрывистая песнь теньковки. Маленькая приземистая птичка с зелено-бурым телом высоко сидит на ясене и неустанно повторяет: «Тень-тинь-тянь-тень». Услышав шорохи, она испуганно взлетает и уносится прочь, скрываясь в густой чаще.

— Зверей в лесу не боишься? — задумчиво спрашивает у лучницы Ильяс. Она лишь передергивает плечами:

— Людей страшиться нужно, а не живности, — утверждает Марика.

Она убирает с лица пряди, что ярче солнечных лучей, и говорит пришедшему из Кобрина путнику:

— Я раньше не встречала айвинцев. Не слишком вы любите покидать родные пустыни.

Мужчина отвечает, наблюдая, как ветер развевает ее алые волосы, горящие, словно языки пламени:

— Дом есть дом. Скучаю по нему.

— А что ушел? — спрашивает Марика. — Устал от кочевой жизни?

Глаза пустынника теплы, словно весеннее солнце. У его губ собираются маленькие морщины, когда он улыбается ей:

— Я и в Кобрине не знал крыши над головой. Когда империя затеяла войну с Бергом, Айвин решил оказать ей поддержку. Отправил воинов, ну и меня, конечно. А там уж… Приключений мне захотелось, свет посмотреть.

— Посмотрел? — фыркает лучница.

— Уж вовсю нагляделся. Представляешь, в Айсбенге побывал.

— Пустынник в Айсбенге! — смеется Марика. — Как не замерз? Что тебе там только понадобилось? Говорят, там люди не живут, одни только волки. А те — куда свирепее наших. Не порвали тебя?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Нет, — улыбается воин, вспоминая. — Так, потрепали.

— Врешь! — прыскает девушка.

— Конечно, — легко соглашается он.

— И что же, теперь службы ты снова ищешь? — интересуется лучница.

— Как прядильщица судеб решит, — смиренно произносит Ильяс. — Но был бы я рад стать стражем тем, кто будет на юг, как и я, держать свой путь.

Марика отвлекается от разговора и кричит своему волкодаву:

— Клык! Отрыщь[3]!

Пес, поджимая хвост, отступает. Под ним лежит зверь со светлым, охристо-серым мехом — попавший в силки заяц. На его спине виднеются не вылинявшие с зимы сизые подпалины. Длинные уши с черными концами сложены треугольником.

Ильяс вдруг инстинктивно хватается за висящий на поясе кенар. Айвинца обуревает тревога, навязчиво кружащаяся с ним рядом.

— Марика… Отойди, — зачем-то он ее просит.

— Поздно, — раздается голос внезапно появившегося незнакомца.

Другой быстро хватает брыкающуюся девушку и прижимает к ее горлу кинжал. Пес грозно рычит, его глаза налиты огненной лавой ярости. Мужчина, прижимающий к себе хозяйку собаки, довольно говорит своему напарнику:

— Хорошая пташка нам попалась!

Его потные горячие руки, лапая, скользят по телу Марики. Она морщится, ощущая смрад от его давно немытого грязного тела. Близость с незнакомцем, схватившим ее, доставляет лучнице одну лишь постылую неприязнь.

— Убрал от нее руки, — рычит Ильяс.

Один из беглых, а айвинец уверен, что это именно они, примирительно поднимает руки.

— Слушай, друг. Нам драться с тобой незачем. Забирай пса и уходи. Войди в положение: давно бабы у нас не было.

Марику от этого заявления всю передергивает. Кинжал от ее резкого движения вдавливается в кожу и оставляет буро-алую полосу.

Брат Дария не выпускает кенара. Он слишком убежден, что чужаки — беглые из Кобрина преступники, решившие скрыться в Лиесе от преследования.