Снежник

Рядом слышится жалкий скул. Они оборачиваются и видят исхудавшего, истощенного грязного пса. Волкодав подбегает к девушке, виляя хвостом, и вылизывает ее лицо и руки.

— Вернулся! — счастливо кричит она Ильясу. — Клык вернулся!

И мужчина чувствует, как по его телу разливается тепло. Он улыбается, видя ее радость. А затем принимается дальше колоть дрова.

А где-то в голове вдруг возникают слова старого друга…

— В Айвин, домой, хочешь вернуться?

— Да. Скоро удастся?

— Никогда.

— Умру?

— Не надейся так скоро. Но в Лиесе наконец ты обретешь душевный покой.

Ильяс понимает, что уже не сможет уехать из маленькой неприметной деревни Ваишено, в которую завел его путь. Разве сможет он оставить девушку, чья душа подобна жаркой айвинской пустыне?..

* * *

— Ларре! — раздается назойливый голос. — Ларре!

Он поворачивается на другой бок, не желая дальше слышать этот неприятный звук.

— Ларре, вставай!

Норт нехотя распахивает глаза.

— Нам нужно идти. Немедленно! Берг послал подкрепление… Это ловушка. Нам необходимо быстрей уходить.

Таррум недоуменно смотрит на лицо мужчины, нависающего над ним и закрывающего своей громоздкой фигурой ясное небо. Не сразу он узнает в этом чумазом, покрытом слоем грязи, копоти и запекшейся крови человеке своего друга, Лени Бидрижа.

— Поднимайся, давай, вйан тебя раздери! — ропщет муж Асии.

В висках у Ларре стучит. Любой звук отдает в ушах громким эхом. Перед глазами все шатается, растекается, будто акварельная краска по мокрой бумаге. А тело все тяжелое, непослушное, ватное.

Он удивленно озирается вокруг. Кровь лежит всюду, подобно осенним ярким листьям, и нигде нет даже маленького светлого пятна, клочка чистой и нетронутой земли. Видит тела, усеивающие ее, словно упавшие зрелые яблоки. Мертвецы страшны, и несет от них так, что из глаз от резкого запаха брызгают слезы. Кое-где поспевают полакомиться уже первые падальщики — вездесущие грифы.

Таррум подносит руку к лицу, пытаясь стереть с него застывшую, будто краску, сухую кровь. Осознание приходит к нему не сразу.

— Меня же ранили, Лени! — ошеломленно восклицает он.

— Глупости! — журит его друг. — На тебе ни царапины нет. Идем же!

Ларре поднимается, шатаясь и ощущая противную слабость. Недоуменно хмурится:

— Но я же почувствовал… Меня ранили. В спину.

— Нет. Тебе показалось. Ты потерял сознание.

Разве мог он упасть в обморок, будто кисейная, нежная барышня? Норт хорошо помнит тяжелый удар и внезапную, режущую огненную боль. Но не успевает все это обдумать потому, как Бидриж тянет его за собой.

— Нельзя, чтобы нас увидели, — предупреждает Лени.

Он не ведет — тащит Таррума за собой, не давая тому остановиться или упасть от накатывающей внезапно слабости. Кожа на спине Ларре жжет и зудит, словно от старого шрама, но нет даже легкой, будто мерещащейся, боли.

— Постарайся быстрее идти. Они думают, что здесь всех добили, но скоро двинутся обратно. Знают, куда выжившие кинутся…

Они спешиваются. Хватают лошадей, — чужих, — и стараются как можно быстрее скрыться с места сражениях. Когда звери под ними устают, они делают привал у старицы реки, давая животным напиться.

— Это была бойня, Ларре, — устало рассказывает друг. — Мы чудом спаслись. Хорошо, что тебя бергцы среди тел не приметили. Повезло… не убили.

— Как тебя только пропустили?

— Я живучий, — слабая улыбка трогает губы Лени. — Ты знаешь.

И норт Бидриж не врет: пущенная в него стрела проскочит, едва задев тело, а кенар не коснется, оставив разящую рану. Ему всегда везло, сколько Таррум с ним знаком. Но только сейчас Ларре думает, как все это странно.

— Почему ты жив, Лени? — невольно соскальзывает с языка вопрос. Друг смеется, но как-то натянуто, холодно.

— Предпочел бы, чтобы я умер?

— Нет. Но оттуда живым выйти как трудно было…

— Прядильщица судеб любит меня, — шутя, хвалится Бидриж.

— Да, — соглашается Ларре. А сам думает, думает… И тот удар в спину все покоя ему не дает.

— Как же есть хочется! Сейчас бы сочной оленины… — мечтательно произносит Лени.

— Они не могли не заметить, что ты жив, — настаивает на своем его друг.

— Ну что ты заладил, Ларре! Обмазался я чужой кровью и притворился мертвецом. Бергцы не внимательны были.

Ларре хмурится. На его лбу лежит глубокая складка, рассекающая кожу.

— Мы должны предупредить остальных.

— Они и так знают, сразу гонца отправили. Наши там, за тем пролеском, — показывает Бидриж. — Патрулируют границы… Но пока все спокойно.

— Почему Берг отступил?

— А вйан их знает. Они как псы: поиграли и ушли. Ты же знаешь, наш император с их правителем никогда не ладил. То шаткий мир, то короткая война… А приграничье страдает.

Лени задумчиво смотрит вдаль. Его кольцами вьющиеся светлые волосы выглядят черными, покрывшись сполна чужой кровью. Его взгляд устремлен на начинающее темнеть чистое небо: уже появляются первые звезды, зажигаясь по очереди, будто свечи на именинном пироге.