Снежник

И рассказал. Про багряные барханы и дюны, про палящее солнце, что так горячо. Про холодные ночи, про небо с множеством звезд… Про белую пустыню, где живут красные волки, а люди редки и смуглы…

И спала я так сладко, как не спала я давно. А на страже сидел волк с рдяной шерстью, не давая кошмарам проникнуть в мой сон…

* * *

Утро столь солнечно, что больно мне даже глаза открыть. А с первым лучом холодного айсбенгского солнца отряд Таррума снова продолжает свой путь. Все также я вынуждена идти вместе с ними, плененная извечным врагом — человеком.

Белым светом горит снег под ногами, а холодный ветер терзает голую, лишенную шерсти кожу. Поблизости чувствую жар от шагающих рядом людей.

— Не смотри, — говорит Ильяс, заметив, как внимательно я гляжу на торчащую рукоятку топора Тоша. Сам встает, закрывая меня спиной, чтобы Тош, почувствовав чужой взгляд, и подумать не смел на меня. Только одно волнует меня в тебе, Ильяс. Отчего ты, человек, улучив мой интерес, не спешишь выдавать меня своему господину?

— Я знаю про кольцо, Лия. Если вздумаешь избавиться от него таким способом, рискуешь потерять достаточно крови. А даже капли ее достаточно, чтобы норт тебя снова нашел. И тогда… и тогда он не будет милостив.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Будто в Кобрине меня ждет лучшая доля. Будто Таррум вправе иметь надо мной власть. Пусть умру, попытавшись. Все равно я мертва с тех пор, как вышла на ту поляну.

— Упрямица… Вот же дикарка, все равно сбежишь. Эх, Лия… Сгинешь же, — вторит Ильяс моим нерадостным мыслям. — Я попытаюсь тебе помочь. Удивлена? Не место тебе будет в Кобрине, только беду накличешь. Хоть выглядишь по-людски, все равно не обманешь — звериное нутро превыше. Я знаю, что ты понимаешь меня. Играть ты в лесу не привыкла, и ложь мне твоя видна. Да и Таррум видит, что ты знаешь наш язык, хоть и позволяет пока водить себя за нос, — признается мужчина. — Слушай меня, волчица. До вечера обожди, тьма — всякому хищнику сила. Взойдет луна, тогда помогу я тебе.

Довериться ли мне тебе, человек? Довериться ли, чтобы выжить? Рискнешь ли ты, Ильяс, пойти против воли самого норта, да ради кого? Волчицы!

Но незачем тебе мне лгать. Нет выгоды тебе в этом. Остается мне лишь одно — верить.

И иду дальше. По снегу столь мягкому, что не один зверь не станет касаться его лапой, оставляя следы. Как наметет, так стоит выждать и лишь тогда отправиться дальше. Лишь человеку невдомек о ценных звериных привычках.

Кусаю губы, пока не чувствую вкуса собственной крови. Мы идем вроде бы по территории моей стаи, но там где наши патрули очень редки.

Мой дом, нещадный Айсбенг — ледяной полуостров на севере Эллойи. Выйти к материку можно лишь на западе, через Живую полосу, а для этого нужно пересечь целиком наши владения. Тарруму ведомо, как выбирать дорогу. Только узнать он мог лишь из одного источника.

Красноглазые. Те, что живут бок о бок с нами. Враги, которых не извести. Волки, посмевшие пойти на сделку с человеком. Знать бы еще, что затеяли они, какую игру начали.

И чем это обернется для моих волков. Ведь я не просто волчица, я даану. А значит, в ответе за судьбу своей стаи.

Вор-р-рон. Я убью тебя, пролью жгучую, проклятую кровь, что цвета радужки твоих глаз. Я должна преломить твой хребет, уничтожить, смять, подчинить.

— Завтра достигнем живой полосы. Наконец-то! — слышу голос из-за спины. — Устал как собака. Этот вйанов холод… Как тут вообще жить можно? А снег?.. Второй день идем, вернее, не идем — волочимся.

— Эх, Инне, и надо же было нам всем тащиться…

— Не слова больше! — непривычно резко бросает ведущим беседу Саттар. — Надейтесь, чтобы о вашем разговоре не узнал норт.

И охотник прав. Одного человека в Айсбенге попросту бы загрызли, а на небольшую группу нападать бы не стали. Но волки признают силу, титулы для нас не значат ничего. И если Таррум желал встретиться со стаей восточных берегов Эритры, прежде всего, ему стоило эту силу показать. Поэтому вместо пары-тройки человек Ларре Таррум привел с собой куда больше людей.

Знаешь что, норт? Для чужака ты знаешь слишком много о таких, как я. Слишком много.

С теми двумя друг Ильяса дальше ведет разговор. Саттар делится с ними, как любит охоту. Завалить зверя, пустить болт ему в сердце или стрелу точно в глаз. Ему нравится это чувство триумфа, когда дичь повержена и не может дать ему отпор. Нравится гнаться за зверем на лошади, а потом есть приготовленную на вертеле плоть.

Он не говорит о последней охоте. Тщательно избегает рассказа о том, как завалил угольно-черную волчицу, а на снегу обнаружил отнюдь не звериное, а женское тело.

Его не спрашивают. Но в мыслях у них лишь этот эпизод.

Они пришли к волкам, но не были готовы увидеть их без шкуры. Они не знали, что возможно обретать иную плоть.

Мы их удивили.