Кирилл отрицательно качает головой и тянется за селедкой под шубой, которую я так и не попробовала. Мне вообще сейчас не до еды. Хочу набросить на себя мантию-невидимку и незаметно улизнуть. Возможно, я бы даже Александру с собой прихватила. Мне искренне жаль ее, но как ни крути в этой ненависти и злобе, что разрослась в ее сыне, виновата она.
– Знаешь, надоело вытягивать из тебя. Хочешь молчать – молчи. Я сам расскажу.
– Господи, что за детский сад?! – взрывается Виктор, подскочив с места. Но Кирилл, словно нерушимая гора, возвышается над ним и с силой толкает мужчину обратно на диван.
– Ты будешь сидеть здесь, пока
Виктор недовольно поправляет пиджак и бросает на Владимира Павловича озлобленный взгляд:
– Приведи своего племянника в чувства, он – неадекватен!
Но хозяин дома спокойно смотрит на Кирилла и как будто ждет дальнейшего представления.
– Мама, скажи, а как же так получилось, что
– Кира, давай выйдем в другую комнату и поговорим…
– Разве вы еще не поняли?! – взрывается он, с силой стукнув кулаком по столу, отчего мы со Светланой Ивановной и Александрой в ужасе дергаемся. – Никто не уйдет отсюда, пока этот ублюдок не признается! И ты, мама, тоже.
Чувствую как мое сердце бешено колотится в груди и как жар приливает к лицу. Кирилл оказался прав, мне не нужно было появляться здесь. Я – совершенно посторонний человек, не имеющий никакого отношения к их семейным проблемам, стала свидетельницей ужасающей стычки. Мысленно, молю Кирилла успокоиться, а его дядю призываю хоть к каким-нибудь действиям, ведь нужно попытаться остановить весь этот кошмар. Но один готов рвать и метать, а второй лишь тихонько наблюдать за происходящим.
– Ты спятил, – выдавливает Виктор, глядя на него снизу вверх. – Уже совсем крыша поехала.
– Мама, как выглядела девочка, в которую
– Кира, пожалуйста…
– Как она выглядела в восемнадцать лет, когда ушла от вас?! – кричит он так громко, что становится заметна широкая вена на лбу.
– Я не знаю! Не знаю! Хватит уже, господи!
Смотрю на Александру с покрасневшим лицом, потом на Виктора, уставившегося в одну точку, куда-то перед собой. Его лицо пылает от гнева, но он продолжает сидеть на месте, словно ждет удобного случая, чтобы нанести удар Кириллу.
– Как же так? Значит, она сбежала от вас раньше? Когда ей было тринадцать? Десять? А может всего несколько месяцев?! Поэтому ты не помнишь, как она, черт побери, выглядит?!
– Кирилл, я знаю, как ты к ней относишься, – неожиданно спокойным голосом говорит Виктор, – твоя мать все мне рассказала. Ты ненавидишь мою дочь и…
– Ты ничего не знаешь, – проговаривает Кирилл, бросив короткий взгляд на своего дядю. Лицо красное, глаза пылают зверским огнем. Должно быть, мы с Владиславом и Светланой Ивановной одни, кто ничего не понимает, но несомненно хочет убраться отсюда как можно скорее. – А о тебе я знаю все. Даже больше, чем ты думаешь. Мама, ну так, что? Когда же на самом деле
– Молчи, – рычит Виктор.
– А то, что? Стыдно станет? Ведь ты же бросил свою дочь, когда она только родилась. Мама, помнишь, что ты говорила о ней, когда собирала свои вещички, чтобы уйти к этому упырю?
– Кира, хватит…
– Ты говорила, что этот ублюдок, – тычет он пальцем в Виктора, – нуждается в твоей помощи, потому что остался отцом-одиночкой. Что у него дочка просто загляденье! Что ей нужна забота, ведь она еще такая маленькая!
Мое сердце сжимается. Глубокая обида и боль чувствуется в каждом его слове. Светлана Ивановна слабо шмыгает носом, а я с трудом сдерживаю себя, чтобы не заплакать.
И тут Александра подскакивает, подходит к окну и закрывает лицо руками:
– Я не знаю, как она выглядела, потому что никогда не видела ее.
Кирилл лениво улыбается и на несколько секунд закрывает глаза.
– Зачем же ты обманывала меня все это время? Придумала эту байку, чтобы сделать из себя героиню?
– Я лишь хотела…
– Чтобы я думал, будто ты совершаешь благое дело – хочешь воспитать маленькую девочку, оставшуюся без матери, – перебивает он подозрительно спокойным тоном. – Конечно, зачем тебе нужен был я – семилетний пацан, которого ты
–…Хватит, – шепчет Александра. – Пожалуйста, хватит.
Но тут лицо Кирилла становится темнее тучи, а глаза наливаются кровью:
– Ты бросила нас ради этого ублюдка! Превратилась в лгунью, ради того, чтобы трахаться с ним!
– Кирилл! – раздается вдруг голос Владимира Павловича. – Достаточно.