Снежный ангел

Лили с потрясенным лицом, сжав губы, отступила назад, наткнулась на дверной косяк.

— Послушай меня, Лили. Этот разговор не предназначался для твоих ушей. Ты еще многого не понимаешь, но поверь мне…

— Поверить тебе? — Лили смотрела на меня округлившимися глазами. — Поверить тебе? Ты врунья!

Лили развернулась и выскочила из ателье, хлопнув металлической дверью.

Глава 6

Митч

24 декабря, 10 часов утра

В большом зале, теплом и светлом, оживленный гул. В углу работает телевизор; повсюду группки людей — за столиками, в уютных уголках. Митч мельком оглядывает шашечный стол, ненадолго задерживает взгляд на вольере, занимающей всю южную стену. Славные пичужки. Ишь как заливаются. Но Митчу больше нравится разглядывать местных обитателей.

Троих пришли навестить родственники. Один старик (тот, что ближе всего к Митчу) с улыбкой разворачивает рождественский подарок — страшненькую глиняную вазочку, из тех, что дороже алмазов и жемчуга. Девочка, смастерившая это произведение искусства, расписывает деду достоинства своего творения. Тот нахваливает подарок и уверяет, что именно это ему и нужно. Девчушка радостно бросается ему на шею, Митч слышит ее громкий шепот: «Я тебя люблю!»

Митча словно иглой пронзает. Когда в последний раз он сам произносил эти отчаянные слова? А когда слышал их? Не вспомнить.

— Я захватил шахматы, на случай, если будет желание сыграть.

Митч оборачивается — рядом стоит хорошо одетый пожилой господин. Митч в замешательстве морщит лоб, но прежде чем успевает сообразить, как бы повежливее задать вопрос, старик улыбается.

— Купер, — говорит он. — Мы собирались поиграть в шахматы.

— Я не умею играть в шахматы. — Митч украдкой поглядывает на коробку с замысловатыми, вырезанными из камня фигурами. Он почему-то знает, что вот это — пешки и кони, а это — ладьи и король с королевой. Но что с ними делать, понятия не имеет.

— Хорошо, что я и шашки захватил. — Купер вынимает из-за спины руку, а в ней — вторая клетчатая коробка. С красными и белами кружочками.

— По-моему, я и в шашки не умею играть.

— Ну, это просто. Я вас в пять минут научу. Еще обыгрывать меня будете.

Старик ведет Митча к небольшому столику в простенке между высокими — от пола до потолка — окнами. День серенький и тихий, все звуки скрадывает снегопад. Красивое зрелище, но Митчу с первого взгляда ясно: еще пара часов, и дороги превратятся в сплошной кошмар. Снегоуборщикам просто не поспеть за таким снегом.

— Я работал на снегоуборщике, — говорит Митч, глядя в окно.

— У тебя был грузовик с ножом-отвалом, — поправляет Купер. Он раскладывает на столе клетчатую доску и принимается расставлять перед собой красные фишки на черные квадраты. — Зимой ты нож прицеплял, а летом снимал. Ты так подхалтуривал.

— Подхалтуривал?

— Ну да, чтобы немного заработать. Стройки же зимой почти замирают.

Стройки. Митч смотрит на свои руки, на душе теплеет, — да, он был мастером своего дела, это точно. Уголок рта подергивается: припомнилось, каково это — перепрыгивать с одной кровельной балки на другую. Равновесие он умел держать будь здоров. Запросто мог, скользя по узким лесам в одну доску, обойти вокруг недостроенного здания и ни разу ни за что не ухватиться руками. Рассказать, что ли, об этом Куперу? Но тот опережает его.

— Тебе бы архитектором быть, — говорит Купер. — Ты ведь знал толк. Не всякий сумеет построить дом, а ты построил лучший.

Митча охватывает гордость, и почти сразу ее вытесняет внезапная мысль:

— Дом — это не только здание.

Мудрая мысль. Жаль, что он не понял этого раньше.

Купер поднимает голову и смотрит ему в глаза:

— Верно. Дом — это далеко не одни только стены.

Похоже, он ждет от Митча еще каких-то слов, но каких именно — Митч даже не представляет. И молча следует примеру Купера. Красные шашки — на черные квадраты. Но Купер поправляет: белые фишки для него, Митча.

Они начинают игру, и правила вспоминаются сами собой, как умение кататься на велосипеде. Митч съедает у Купера три шашки и становится хозяином положения на доске. Нехитрое, оказывается, дело. Он запускает руку в коробку с шахматами, перебирает фигуры, но они по-прежнему ничего не говорят ему — просто кусочки камня. И пробовать не стоит.

— Ты что-то грустный сегодня, — замечает Купер, когда Митч отодвигает коробку.

Довольно бесцеремонное замечание, но Купер, кажется, считает, что они с ним закадычные приятели. Ну да бог с ним, не стоит обижать единственного во всем зале человека, который уделил ему каплю внимания.

— Все никак вспомнить не могу, — признается Митч.

— А у нас у всех разве иначе? — Купер передвигает шашку в незащищенный угол доски. — Дамка!

Эх, зевнул!

— Нет, это другое, — качает головой Митч. — Другая какая-то забывчивость.

— Альцгеймер, — буднично роняет Купер.

— Это плохо?

— В общем — да, хорошего мало.

Митч на минуту задумывается.

— У меня память как швейцарский сыр — вся в дырках.

— Это ты хорошо сказал: швейцарский сыр! — хохочет Купер.

— Я прямо вкус чувствую, — продолжает Митч. — Швейцарского сыра, то есть. И почему вкус сыра я помню, а как играть в шахматы — нет?