Снежный ангел

— Все не так просто, как кажется. — Я ласково сжала ей руку. — Я тоже часто бывала не права. И потом, я уже не та женщина, на которой он когда-то женился.

— Как это? — Лили провела рукой по щеке, словно вытирая слезы, хотя глаза у нее были сухими.

Я криво усмехнулась.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но твоя мамаша была когда-то довольно симпатичной девицей.

Лили даже рот открыла.

— Да ты что, мам? Ты же красавица! Все девчонки говорят. А мама Эмбер даже сказала, что папа женился на тебе, потому что ты была самой красивой по эту сторону Миссисипи.

— Вот именно — была. Теперь все в прошлом, Лил.

— Да ла-а-адно! Тебе всего тридцать один. — Лили заглянула мне в лицо: — Ты правда очень красивая, мам. Если папа думает по-другому, он просто слепой.

— Ты у меня добрая девочка. — Я похлопала ее по руке.

— Ты что, мне не веришь? — Недоумение Лили было искренним. — Точно, не веришь. Как же ты сама себя не видишь? Другие видят, а ты не видишь?

— Ну, хватит, — одернула я Лили. Не слишком строго, но та все равно отодвинулась. — Это глупо.

— Но я только хотела, чтобы ты знала, что…

— Лили, прекрати! Не имеет значения, как я выгляжу. Главное — это ты. Единственное, чего я хочу — и всегда хотела, — это чтобы ты была счастлива. Вот и старалась оградить тебя от… — Подыскивая нужные слова, я раскинула руки, словно собралась обхватить всю нашу поддельную жизнь. — От этого.

Изо всех сил прижав к себе медведя, — у того даже лапы вздулись как сосиски — Лили долго вглядывалась в меня. Я буквально видела, как бегут мысли в этих чистых глазах. Наконец решение было принято. Лили отложила медведя и протянула ко мне руки. Я сжала ее пальцы, а Лили сказала:

— Надо было мне рассказать. Я переживу.

— Но…

— Я хочу знать правду, — потребовала Лили.

— Ты не понимаешь, чего просишь.

— А вот и понимаю! — Глаза у Лили сузились. — Может, я еще маленькая, но я же не дура.

Она потянула за рукав моего свитера, на запястье открылись три желтые отметины от старых синяков. Сайрус всего-навсего схватил меня сильнее, чем рассчитывал, а в итоге осталась улика, которую приходилось прятать.

— Пустяки. — Я спустила рукав на место.

— Ладно. — Лили снова плюхнулась на постель, натянула одеяло до самого подбородка. — Уходи.

Я оказалась на распутье. Можно было продолжать делать вид, что все у нас в порядке; продолжать драить дом, который медленно, но неуклонно полз в пропасть. А можно было признать, что наша жизнь — только видимость, тонкая пленка улыбок и лжи. Глядя на маленькую, скорчившуюся под одеялом фигурку, я поняла: с враньем надо кончать. Иначе Лили перестанет мне верить. И тогда я ее потеряю.

— Что ты хочешь узнать? — чуть слышно выдохнула я.

— Все, — решительно заявила Лили.

Я зажмурилась. Может, передумает? Нет, она не отступится. В моей дочери была такая сила, о которой я сама могла только мечтать.

— Ладно, — выждав несколько мучительных мгновений, уступила я. — История не очень красивая.

— Ну и что.

— И рассказывать я не умею.

— Мама! — Лили повернулась ко мне: — Хватит искать отговорки. Я хочу знать.

— Почему?

Лили в раздумье закусила нижнюю губу. Вздохнула:

— Потому что некому было защитить тебя от монстра под кроватью.

У меня сжало горло:

— Хорошая моя…

— Наверное, теперь уже немножко поздно, — продолжала Лили, — но ты один раз сказала, что иногда человеку только и нужно, чтобы его выслушали. Ну вот, я слушаю.

* * *

Когда мне было столько, сколько Лили, я даже не сомневалась: меня никто не слушает. Я давно называла собственную мать по имени, и не потому, что та этого хотела, а потому, что не очень-то она была похожа на настоящую маму. Подружкам их мамы пекли печенье, заплетали косички; моя же не делала ничего такого. Дескать, от печенья я разжирею, а моим патлам никакие косы не помогут. А уж как она меня поносила… Поначалу я страшно обижалась, а когда подросла и стала понимать, что она творит, почти перестала обращать внимание. Просто держалась подальше от нее, а заодно и от остального мира.

Как-то раз Бев обозвала меня мышью — и это еще довольно ласково, учитывая ее обычный лексикон. А потом, когда я свела знакомство с живой мышкой, мне это сравнение даже понравилось. Я бы с радостью прожила мышкой всю свою жизнь.

Один мальчишка из нашего пятого класса поймал у себя на заднем дворе мышонка полевки и притащил на урок природоведения. Мышонок стал нашим «живым уголком». Нам разрешили поселить его в старом аквариуме, куда мы насыпали опилок и оборудовали имуществом чьего-то безвременно почившего хомяка. Все любили мышонка, но никто не понимал коричневого малыша лучше меня.