Снежный ангел

Какое странное все-таки место. Запах дезинфекции и старости, но больничный дух растворяется в аромате хвои. И тишина, от которой мурашки по коже. И жутковатые звуки, иногда нарушающие ее.

Что, если отец парализован? Опутан проводами и подключен к аппаратам? Увидит меня и начнет клясть за то, что ни разу не навестила? Что, если… Нужны ли мне ответы? Бежать надо… Подхватить Лили — и к двери, пока еще больше не запутала и без того исковерканную жизнь…

На плечо легла чья-то рука. Поздно бежать.

— Рэйчел?

Я замерла. Это не папин голос…

— Дядя Купер? — прошептала я, оборачиваясь.

— Привет, милая.

Два слова — и из меня словно стержень вынули. Я вцепилась в него, припала, прижала к себе. Сколько же лет прошло? По-моему, я была еще девчонкой, когда мы виделись в последний раз. Совсем старик, морщинистый, седой. Но спина прямая, и, судя по всему, с головой у него полный порядок.

— Что ты здесь делаешь, дядя Купер? — Я отстранилась, вглядываясь в знакомое лицо. — Я думала, ты в Нью-Йорке живешь?

Он качнул головой.

— Когда ушел из фирмы, обнаружил, что город мне больше не подходит. А потом у твоего отца случился удар, и показалось вполне разумным, что два брата-холостяка будут доживать век под одной крышей.

Я разглядывала дядю. Никаких признаков, что ему необходим дом престарелых. На восемь лет старше отца, а выглядит для своего возраста замечательно.

— Почему здесь?

— Отсюда рукой подать до лучшего в здешних краях ракового центра.

— Рак?

— Лейкемия. Мне осталось полгода, так врачи говорят.

— О господи, дядя Купер…

— Милая, они мне уже пятый год это говорят. — Он подмигнул.

— Почему ты мне не позвонил? Не сказал, что уехал из Нью-Йорка… что у тебя рак…

Ну да, стену, разделившую нас, я возвела своими собственными руками. И все же…

— Когда я сюда вернулся, твой отец мне сразу сказал, что ты хочешь жить своим умом. Если, говорит, мы ее любим, то должны уважать ее желания. Должны отпустить ее. Логика, я бы сказал, странная. И, поверь мне, он чуть не помер, следуя им самим установленным законам. Но он всегда верил: придет день, и ты объявишься. — Дядя улыбнулся. — И вот ты здесь.

То же самое сказал тогда Макс: «Ты здесь». Жизнь, как река, прибила меня к тому берегу, где когда-то все началось. Где было мое место.

Я терла лоб, пытаясь переварить услышанное.

— Ты прости, у меня сейчас такое чувство, будто меня пыльным мешком огрели…

— У меня тоже. — Купер усмехнулся и тут заметил Лили.

— Ох, дядя Купер! — Я всплеснула руками. — О чем я только думаю? Это моя дочь Лили.

Неуверенно улыбаясь, Лили выглянула из-за моей спины.

— Я не знала, что у меня есть дядя.

— Двоюродный дедушка, — поправил Купер. — Очень приятно познакомиться, мисс Лили.

— И мне приятно познакомиться. — Лили протянула Куперу руку, а тот, вместо того чтобы пожать ее, поднес к губам. Лили зарделась от удовольствия.

Я смотрела на них словно во сне. Столько перемен, столько новостей… Устроиться бы с дядей Купером на одном из плюшевых диванов и говорить, говорить… В детстве я нечасто его видела, но легендарный дядюшка из большого города всегда был источником радости. Как он умел слушать! И его советы были всегда в точку. Они мне и сейчас пригодились бы. Но больше всего я сейчас хочу увидеть папу. Немедленно.

— Он здесь. — Купер будто прочитал мои мысли. — Давно ждет тебя.

— Что?

Купер покачал головой:

— Сама увидишь. Трудно объяснить. Но вот это, думаю, должно помочь.

И дядя с некоторой торжественностью вручил мне толстый конверт. Я только сейчас заметила, что у него в руках что-то есть. На конверте стояло мое имя и адрес эвертонского дома Сайруса, но что там внутри, было непонятно. Другой конверт? Похоже, нынче вечер сюрпризов.

— Письма, — объяснил Купер, и открывать конверт не понадобилось. — Десятки писем. Твой отец начал их писать вскоре после удара и писал много лет. Первые он еще мог писать сам, когда же дела пошли хуже, он диктовал, а я записывал. У него для тебя есть записная книжка, а это письма, которые за него писал я. Каждое я положил в отдельный конверт и дату поставил, чтобы легче соблюдать хронологию. Но там многое повторяется. В последнее время у него такая каша в голове.

— Папа писал мне письма? — Я прижала конверт к груди. — Почему же ты их не отправил?

— Не знал, станешь ли ты их читать. Хотел подождать до тех пор, когда ты будешь готова. Ты готова, Рэйчел?

Секунда на размышления — и я кивнула.

— Он болен, Рэйчел. Это началось почти сразу после удара. Он многое забыл…

— Я готова, — перебила я.

Вникать в медицинские подробности? Выслушивать длинный перечень болезней, одолевших отца, которого я помнила сильным и здоровым? Нет, не хочу. В последний раз, когда мы с ним виделись, мы и парой слов не перемолвились, но он был здоров. А теперь меня хотят убедить, что он полная развалина? Сейчас главное другое…

— Я хочу видеть папу!

— Да, милая. Он тоже хочет тебя видеть.

Глава 18

Митч

Сочельник, 19.30