Снежный ангел

Обрывается на середине последняя торопливая и немая молитва, дверь распахивается — вот она.

— А!.. — не в силах сдержаться Митч.

Она нисколько не изменилась — огненные волосы, небрежно заплетенные в косички, выбившиеся кудряшки вдоль узкого лица, россыпь веснушек на носу. В синих глазах пляшет безудержный восторг. Она счастлива. Прекрасна и счастлива. Что за дивная картина, просто сон!

Но вот она замечает его, и что-то в ее лице неуловимо меняется. Она замирает на миг, улыбка на губах вспыхивает и гаснет. Опускает глаза, и для Митча меркнет свет. Она ненавидит его? Сердится за то, что он не заступался за нее? Обнять бы ее… Она украдкой взглядывает на Митча из-под ресниц. Нет, не злится — стесняется. Вроде как сама хочет подойти к нему, но не решается.

Чудеса! С какой стати родная дочь стесняется его? Сейчас он позовет ее по имени, и тогда… Но в этот момент между ними встает незнакомка, берет девочку за худенькие плечи:

— Сейчас не время, милая.

Милая? Почему чужая женщина называет его дочку милой?

— Но я хочу…

— Я сказала — не сейчас.

— Но… — Девочка, закусив губу, смотрит на Митча. В глазах ее какое-то непонятное выражение. И Митча вдруг осеняет: не он один ждал этого момента.

Да что эта дамочка себе позволяет! С какой стати она распоряжается? Но девочка послушно кивает и тихо спрашивает:

— Можно я подожду на улице? Купер говорит, в Аризоне снега не бывает. Вдруг я еще не скоро увижу снег?

Митч не знает, кто такой Купер, не знает, почему его малышку заботит снег в Аризоне. Да это и неважно. Он делает пару нерешительных шагов, девочка не отодвигается, и Митч, осмелев, подходит ближе.

— Можно сделать снежного ангела, — осипшим голосом шепчет он. Прокашливается, пробует еще раз: — Ты умеешь?

Она улыбается застенчиво:

— Да, мама научила. А она научилась у своего папы. Я могу показать, если хочешь.

— Очень хочу, — хрипло выдавливает Митч.

Вот они и поговорили; значит, она ему не снится. Он молчит. Долго они так стоят, целую вечность, — вплотную друг к дружке и молчат. Митч даже слышит ее легкое дыхание. Стоят и смотрят друг на друга. Он — жадно, она — с любопытством. Будто видит его в первый раз. И вдруг, улыбнувшись, обхватывает его руками и запрокидывает голову, чтобы видеть его глаза. Митч осторожно берет в ладони детское лицо, не замечая, что плачет. Ведь и мужчины иногда плачут. А еще мужчины иногда говорят дочкам о своих чувствах.

Именно это Митч сейчас и сделает: произнесет слова, которые так долго хранил в душе. Митч откашливается.

— Иди, поиграй на улице, — приказывает девочке незнакомка. — Нам нужно поговорить.

Девочка с едва заметным вздохом выскальзывает из рук Митча и бежит к двери.

— Не уходи никуда, ладно? Я скоро вернусь, — обещает она обернувшись. — Посмотри на меня в окошко!

И нет ее. Как не было.

— Пойду с ней. — Высокий старик обменивается взглядом с незнакомкой.

Митч сердит: зачем отослали девочку! Но ничего, она же пообещала вернуться. Слова еще порхают в комнате. Она обещала.

— Прошу прощения. — Митч протискивается мимо женщины к окну. Надо прижать ладони к стеклу, так виднее будет, чтобы ничего не пропустить.

Женщина и не думает уходить. Наоборот, тихонько подкрадывается, встает рядом. Взглянув на Митча, прикладывает пальцы к холодному стеклу как раз возле его руки, будто они с ней заодно. Митчу не хочется быть неучтивым, но его захлестывает раздражение. Его мечта почти сбылась, а эта…

Он поворачивается к женщине:

— Послушайте, я не знаю, кто вы, но я столько… столько ждал… — Голос срывается.

— Неужели ты действительно меня не помнишь? — Она плачет, вскидывает голову, пытаясь остановить слезы. Митч вздрагивает — что-то знакомое в этом жесте, в этих глазах, узком овале лица, высоких скулах… — Как ты можешь не помнить меня! — почти кричит она.

— Простите, — бормочет Митч. Он воспитанный человек, но вообще-то ему не за что просить прощения. Разве не ясно, сейчас только одно имеет значение — его малышка? — Но я так долго ждал этого дня, столько молился, чтобы дочка пришла навестить меня хоть один, последний разок. И вот она здесь.

Тишина.

— Что? — выдыхает женщина. — Что ты сказал? Это была твоя дочь? Девочка с косичками — твоя дочь?

— Правда же, она красавица? — улыбается Митч.

Женщина судорожно дергает головой:

— Да, она красивая.

— Я так соскучился.

— Соскучился?

— Думаю о ней каждый день, каждую минуту. — Митч не знает, зачем он говорит это незнакомому человеку, но остановиться не может. — Мне нужно сказать ей…

— Что сказать?

— Что я виноват. Столько ошибок наделал. Так мало времени проводил с ней, когда был ей нужен. Все работал и работал. И забыл, что девочкам нужно, чтобы их просто послушали. Она что-то рассказывала, а я засыпал. Но я ведь не хотел!

— Не хотел?

— Я как лучше хотел. Взять хоть то платье. Почему мне надо было, чтоб она его надела? Потому что оно ей так шло! Видели бы вы ее в синем!..

— Но…

— И от матери должен был ее защищать. Но Бев ведь тоже пришлось несладко. А потом она все свои детские обиды вымещала на нашей дочке. Дурно это было, но как это прекратить, я не знал.