Тут я очень даже хитро промолчал, потому что планку под мойкой, когда я еще не родился, сам папа лет десять не прибивал. Мама об этом говорила. Он-то хоть на работе с молотком и клещами дело имеет, а мне где их взять? Разве что на уроках труда?.. А дома и молоток, и клещи сами куда-то прячутся…
— А я — отец, — продолжал папа, — не могу до собственного сына добраться. То план трещит, то сверхурочные, то командировка, то сдача объекта! И так из месяца в месяц, из года в год… Надо хоть по воскресеньям, что ли, на футбол, в стрелковый тир ходить, как-то приобщаться к природе! Как сейчас, дальше жить невозможно!..
— А ты не шутишь?
— Не до шуток…
От радости я не мог поверить, что уже в это воскресенье буду с папой.
— Рыбалку обещать не могу, нет времени, — сказал он. — А к живой природе хотя бы в городской черте приобщиться надо. Хоть на Птичий рынок съездить, что ли, пока тепло…
— А можно мы и Павлика возьмем? Он ведь там все знает! Каждое воскресенье на Птичьем рынке бывает!..
— Если родители ему разрешат, я не возражаю.
— А что-нибудь купим? — затаив дыхание, спросил я.
— По обстоятельствам…
Это было почти обещание. Уж как-нибудь вдвоем с Павликом мы папу уговорим и какую-нибудь животину купим.
Вдруг я увидел, что в ящике из-под посылки в гостях у Васьки сидит Павлик, а в углу коробки, где он был раньше, прогрызена дырка.
— Папа, смотри, они опять вместе.
Папа наклонился над ящиком, почему-то только проронил:
— Мда…
— А мама говорила: «Рассади, а то подерутся». Видишь, даже не ссорятся.
— Видеть-то вижу, — неопределенно сказал папа. — Но лучше ты их рассади.
— А мама до утра не придет?
— Кто ее знает? Давай-ка, брат, мой ноги и спать!
— Ты обиделся?
— И не думал. Просто тебе пора спать.
— А ты?
— А мне надо немного поработать над диссертацией.
— А можно я поставлю раскладушку в твоей комнате? И тебе будет веселее.
— Давай, ставь, только побыстрее, — и правда немного повеселев, разрешил папа. Он даже потрепал меня по макушке.
Я быстро приготовил себе постель на раскладушке, рядом поставил ящик из-под посылки с Васькой и коробку из-под ботинок с Павликом. Оба хомяка тут же принялись грызть свои коробки, но я им погрозил каждому пальцем, и они притихли.
Папа подошел ко мне, поцеловал в макушку, сказал: «Спи, сынок», потом сел за свой письменный стол, открыл ключом правую тумбу, достал красную папку с диссертацией под названием «Как без единого гвоздя построить дом».
Тумба эта была всегда под замком, а ключ папа носил в кармане: ни одна бумажка, ни один листок, тем более книга, не должны были пропасть или куда-нибудь подеваться. Особенно ценной у папы была книга про деревянные дома, потолще и покрасивее той, что приносила тетя Клопа. Называлась она «Поэма о дереве». Обложка из деревянных пластин, обтянутых зеленой материей, такой же переливчатой, как у дедушки на орденских планках. Корешок золотой, а в самой книге — очень интересные фотографии разных домов в деревянных кружевах, а еще фото разных фигурок из дерева… Особенно мне нравились деревянные кони с медными глазами и еще два скворечника, вырезанные в виде коротких с большими головами мужика и бабы. Длинноносая баба протягивала мужику табакерку. На табакерке вырезано: «Понюхам?» А мужик курит трубку и таращит глаза: «Нюхай, мол, сама, а я покурю…» Скворцы залетают бабе под нос и глуповатому мужику в открытый рот. Очень, наверное, это смешно…
Папа развязал тесемки папки и разложил на столе листки своей диссертации, потом достал сигареты и закурил, хотя при маме курить в комнате воздерживался.
Я лежал тихонько и наблюдал, как он, о чем-то думая, затянулся и пустил струйку дыма. Лицо у него было по-прежнему задумчивое и грустное. Потом он спохватился, замахал перед собой рукой, разгоняя дым, оглянулся на меня.
Я сразу же закрыл глаза, как будто сплю.
Тут Васька и Павлик, как назло, опять стали грызть свои коробки. Ужасно я на них разозлился: папа работает, ему спокойно думать надо, а они скребутся…
Папа потихоньку встал, поправил на мне одеяло, вышел из комнаты. Я слышал, как он вздыхал и курил в коридоре, а потом на кухне. Зашипела сигарета — это он загасил ее в мойке, потом что-то стал пересыпать в кухне, какую-то крупу, и вернулся в комнату с большой железной коробкой, на которой было написано «гречневая».
Не успел я подумать, для чего это он сделал, как папа очень ловко поймал Павлика и посадил его в эту железную коробку. Потом тихонько подошел к моей раскладушке, насыпал крупы и Ваське, поступил из справедливости. Успокоив хомяков, снова сел за письменный стол.
Наступила тишина. Некоторое время слышно было, как шелестит бумага, — это папа перелистывал свою диссертацию. Похрустывали крупой хомячки.
Спать не хотелось. И я стал вспоминать, о чем говорили папа и мама, когда ссорились.
— Вечно ты без денег, — упрекала мама. — Годы идут, а у нас ничего не меняется… «Как же не меняется? — раздумывал я. — В прошлом году я ходил в четвертый класс, а с первого сентября пойду в пятый…»