Снежный ком

— Кому нужна твоя диссертация? — И добавила то, что повторяла чаще всего: — Люди за рубеж ездят, вещи привозят, а у нас в доме лишней тряпки нет…

В тряпках мама разбирается, конечно, лучше папы. А вот в домах — едва ли… Почему же она его учит, как строить, о чем писать?

Мне вот, например, тоже очень нравится дедушкин рубленый деревянный дом. В нем так хорошо пахнет свежим сеном, сосновыми досками, как в лесу после грозы… А ведь папа в этом доме родился и вырос. Вот он и пишет про свои родные с самого детства дома… В той книге, например, которую так бережет папа, есть еще очень интересные деревянные кони с горящими под лучами солнца глазами. Взлетели они на самую крышу дома и там застыли, закинув головы, выпятив крутые груди, развевая гривы…

…Перед папиным столом висит фотография Большого театра. На Большом театре тоже кони, только бронзовые. В колеснице Аполлон стоит, правит упряжкой… Я смотрел на этих коней и вспоминал тех, что в книжке, и никак не мог вспомнить, глаза у них гвоздиками прибиты или так держатся?..

Мне так захотелось это узнать, что я повернулся на бок и стал наблюдать за папой, выбирая момент, когда можно будет с ним заговорить.

Папа сначала очень быстро писал, потом стал перелистывать книгу, что-то прочитал в ней, задумался.

Вокруг стояла ночная тишина. За окном шелестел дождь. Проехала запоздалая машина, взвизгнули на повороте тормоза. Кто-то прошаркал подошвами по асфальту. Хрустели крупой в своих коробках Васька и Павлик. Через прозрачную занавеску было видно, как погасло одно окно в доме напротив, затем другое…

Я никак не мог догадаться, о чем сейчас думал папа. О деревянных конях? Едва ли… Скорей всего о том, что они с мамой опять поссорились. А может, о том, что я Наташку толкнул. Вот небось думает: «Сын хулиган растет. Девчонок, да еще младше себя, обижает…» Все-таки зря с Наташкой так все вышло: жалко ее… Потому она и рассказывает про своих новых пап, что настоящий их папа ее с тетей Клопой бросил. Правда, мама как-то сказала, что это тетя Клопа его бросила, просто взяла и выгнала из дому за то, что водку пил… Теперь ей не только в ателье, но и дома шить приходится…

— Пап, — спросил я, — а ты от нас никуда не уйдешь?

Папа даже вздрогнул от неожиданности, но моему вопросу не удивился.

— Нет, сынок, с чего это ты придумал?

— А мама тебя не выгонит?

— Не за что…

— А за телогрейку?

— Каждый человек какой-нибудь дурью мучается, — жестко сказал папа.

— А ты диссертацией?

— Вот за это спасибо.

— Да это не я, бабушка говорила…

Лишь с опозданием я понял, какую глупость сморозил. Бабушка и то знала, что диссертация — никакая не дурь, а «научное объяснение того, что ненаучно всем известно». Мама тогда ей ответила, что диссертацию все равно надо писать, потому что сейчас все пишут…

— Ну что же ты не спишь? — уже с досадой спросил папа. — Мысли у тебя все какие-то странные…

— Про коней думаю, — вздохнув, признался я.

— Про каких коней?

— Что у тебя в книжке. Не могу вспомнить, есть у них гвоздики в глазах или глаза так держатся?

Я боялся, что папа будет меня ругать: а не добрался ли я сам до его коней? Не открывал ли заветную тумбу стола, всегда запертую на ключ?

Но ругать меня папа не стал, только спросил, даже с удивлением:

— Ты что, в самом деле про этих коней думаешь?

— И про мужика, и про бабу, — сказал я. — Мужик курит трубку, а баба ему табакерку протягивает и говорит: «Понюхам?» А скворцы им залетают в рот… Я только немножко посмотрю и сразу усну…

— Ну давай смотри, только скорей. Времени уже час ночи. Что же это у нас, мужиков, порядка нет?..

— Ты не спишь, и я с тобой, — сказал я вздохнув.

— Я-то работаю, а тебе спать надо.

Я прошлепал к папе босиком, в трусах и майке и пристроился было рядом на стуле, но он остановил меня.

— Э-э, нет, брат, так не годится. Что же ты голышом пришел? Завернись хоть в одеяло, тапки надень…

Я надел тапки, завернулся в одеяло, посмотрел, как себя чувствуют Павлик и Васька.

Павлик сидел тихо и только двигал усиками, видимо, доедал крупу. Зато Васька носился по всему ящику.

Я взял Ваську в руки и сунул себе под майку так, что выше резинки трусов получился мешочек. Васька сначала очень щекотно повозился возле моего бока, попробовал меня куснуть, но потом, наверное, согрелся и притих. Я его ощущал, как маленький теплый комочек. Было немножко щекотно и весело. Сон как рукой сняло…

— Покажи коней, — попросил я папу.

Книга уже была открыта на странице с конями, и тут я сразу увидел, что круглые медные глаза у них посередине прибиты гвоздями. От этого кони смотрели как живые, только что сказать ничего не могли.

— Папа, — спросил я и устроился на стуле поудобнее, — а что главное, чтобы на кухне было чисто или чтобы люди не ругались?

Папа подумал, не сразу ответил:

— Наверное, и то и другое главное.

— Нет, а главней?

— Главней, чтоб не ругались.

— Так зачем тогда чистота, если из-за нее ругаются?

— Э-э, нет, брат, тут ты меня не подловишь. С такой «философией» перестанешь и зубы чистить, и умываться, и ноги мыть. Давай-ка смотри своих коней и отправляйся спать.