Снежный поход

Но далеко ему уйти не пришлось. Медведем наскочил на Ершова Дудко, стиснул тракториста в своих объятиях, расцеловал его, вгляделся ему в лицо, словно впервые увидел, и восторженно воскликнул:

— Ну, и человек же ты, Костя! Герой!

— Ну, что ты, что ты, — хмурился и невольно улыбался, стараясь скрыть свое смущение, Ершов. — Не женщина, а целоваться лезешь…

Но Ершова уже окружили, жали ему руки, не жалея сил, хлопали с размаху по спине. Подошел Абрамов.

— Ну, спасибо, Константин Петрович, — просто сказал он и крепко пожал руку Ершову. — Об этом случае немедленно доложу командованию Главсевморпути. Ты проявил отвагу, находчивость и хладнокровие. Летчикам нашей страны все эти качества нужны. И вот, Константин Петрович, моя рука — помогу тебе стать летчиком, все, что возможно, сделаю. Спасибо тебе.

Через полчаса колонна снова тронулась в путь. Вместо расстроенного, совершенно выбитого из колеи Караванного, машину вел Вобликов.

К ночи, когда проходили перевал, снова замела пурга. Колонна упорно двигалась через плотную завесу режущего, колючего снега, сквозь обжигающий дыхание, опаляющий кожу мороз, среди дикого воя пурги.

В покачивающемся вагончике, при свете лампы «молнии», приспособившись на углу дощатого стола, выбирая моменты, когда тряска слабела, начальник экспедиции набрасывал текст телеграмм, которые нужно было отослать немедленно по прибытии в ближайший поселок. В Москву, в управление Главсевморпути — подробную, с указанием обстоятельств обрыва саней и описанием геройского поведения тракториста Ершова. В Челябинск — меньшую.

«12 февраля 1936 года, — писал Абрамов в телеграмме заводу, — двигались при буране. Дороги не видно. Впереди идут разведчики и указывают колею. Слой выпавшего снега пока 15 сантиметров. По дороге подбираем и буксируем машины с размороженными радиаторами. Наши тракторы, заправленные керосином, не боятся никакого холода. В ближайшем поселке остановимся на сутки, дадим отдых людям, осмотрим и отремонтируем машины. Некоторые трактористы и механики не хотят уходить с тракторов. Самарина, Вобликова, Дудко, Складчикова насильно укладываю спать. Складчиков и Дудко без напряжения проводят трактор на третьей скорости там, где другие с трудом идут на второй. Быстро исправляет дефекты В. С. Козлов. Чуть остановка — он уже у трактора. Помощь завода невозможно оценить. Завод и рабочий коллектив могут гордиться товарищами Дудко, Складчиковым, Козловым. Это настоящие беспартийные большевики».

Через несколько часов колонна тракторов благополучно прибыла в поселок Чульман.

Козлов в своем дневнике отметил остановку, количество израсходованного горючего и замеченные в пути неисправности машин. В графе «пройденный километраж» он проставил цифру 400.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как ни спешили отдохнувшие люди, ремонт тракторов затянулся. После тяжелого марша в горах, после сильной тряски на уменьшенном количестве шпор Козлов и механики тщательно проверяли каждую машину. При сорокапятиградусном морозе работать было очень трудно, и колонна простояла в Чульмане тридцать девять часов, вместо намеченных двадцати.

— Мы, Евгений Ильич, без такого осмотра и ремонта, — извиняющимся тоном говорил Козлов, — не довели бы машины до места. Так что вы не очень досадуйте.

— Ничего, мы это время наверстаем, — успокоил инженера Абрамов. — Это не страшно, но признаюсь, я, когда увидел, как вы машины распотрошили, так даже испугался — ну, думаю, тут на несколько дней работы. А вы молодцы — быстро справились.

Третьи сутки шла колонна безо всяких задержек.

Ночь была морозная, тихая, безветренная. В свете фар возникали и проносились мимо величественные, суровые виды якутской природы. Не будь тракторист Евдокимов и его сменщик Попов так заняты обсуждением своих планов, они бы, наверно, полюбовались этой звездной, искрящейся ночью. Но сейчас им было не до этого.

Началось все с пустяка. Когда Евдокимов, сдав смену, шел к вагончику, плотник Опанасенко как раз заступал на свой пост — ему было поручено охранять сани с провизией.

Между мешками с пельменями дежурные устроили себе уютное, защищенное от ветра местечко. Туда и лез, старательно сопя, Сидор Поликарпович.