Снежный путь

— Конечно. Падре во время своих странствий однажды заснул и ему приснился сон, где Бог обещал ему свою защиту, а когда проснулся, то нашёл рядом с собой щит, нож, копьё, лук и колчан со стрелами. Также в этом сне Бог завещал ему, что люди могут использовать дары земли и неба для того, чтобы своими руками создавать себе простые орудия труда.

— Копьё — это орудие труда? — Не скрывая иронии спросил Охотник, а басня про божьи дары вообще привела его в восторг.

— Разумеется. — Ответил Хаим. — Добытчик — тоже труженик.

— А воины?

— И воины. Они защищают Ковчег…

— Понятно. — Охотник потерял к нему интерес. Если спросить сейчас, как Хаим оценит захватнические походы, которые рано или поздно состоятся, если Город Надежды не раздавит Ковчег, согласно Святой уже очень скоро, то ничего не добьёшься. А если потом, то найдётся воз и маленькая тележка благородных и богоугодных обоснований, вроде распространения слова божьего, защиты правоверных и прочей пурги. Люди неисправимы и ничуть не меняются, в каком бы мире и в каком бы времени не жили. И эта Стела — наглядное пособие по вопросу. Столько труда, столько сил, как умственных так и физических… и всё прахом. Разве это разумные существа? Разве это хомо сапиенс? Какой же это к чёрту сапиенс…

В помещении основательно потеплело. Настолько, что Охотник начал преть в своих шкурах. С огромным облегчением он стал от них освобождаться. Когда он остался в исподнем, если так можно выразиться, он с наслаждением растянулся прямо на тёплом полу, использовав вместо подушки Немезиду. Стало тепло и очень уютно. И только теперь он понял, как же давно ему не было по-настоящему тепло. Холод, въевшийся уже в самое его существо, нехотя уходил, сотрясая тело короткими мышечными спазмами. Мышцы резко сокращались, будто загоняя окружающее тепло прямо в кости, прямо в костный мозг. Очень скоро его основательно разморило в тепле, и он, совершенно забыв где он и что с ним, спокойно заснул.

— Наш Самый Главный Командир кажется уже видит сны? — Прокомментировала Сара.

— Похоже на то. — Ответил Хаим.

— Тогда и нам следует пользоваться моментом. Я так устала, что кажется просплю несколько дней подряд.

— Ага. Как же. Так он и даст тебе отоспаться. — Раздраженно произнёс Хаим. И он и Сара были очень утомлены, что было видно даже по их основательно осунувшимся лицам. От усталости их буквально качало. — Сейчас сам выдрыхнется, а как остальные — его не касается.

— Я думаю, — ответила на это Сара, начав скидывать одежды, — что ты к нему несправедлив. Подумай сам, одному ему было бы гораздо легче, в этом он прав. Однако, несмотря на то, что любое промедление может стоить ему жизни, он не бросает нас. Хотя и мог бы. Да и то, что он сделал в Ковчеге… Я до сих пор этого не понимаю…

— Я, честно говоря, тоже… — ответил на это Хаим, сглотнув слюну и отвернувшись — он никогда не видел Сару настолько обнажённой, — но то, о чём ты говоришь… так и есть. Но он мог бы быть и посдержанней, если уж на то пошло.

— А мы могли бы и не обращать на его несдержанность внимания. Он для нас старается. Даже эти его крики — это тоже для нас. Ему это не нужно, если хорошенько подумать. Вряд ли он получает от этого удовольствие. — Сара легла на расстеленные шкуры, набросила на себя «одеяло» и закрыла глаза.

— Да, пожалуй, ты права… — сказал на это Хаим и тоже начал раздеваться. Когда он уже готов был лечь, он подошёл к выключателю и тронул панель. Подача тепла немедленно прекратилась. — Тьфу ты… — дёрнулся он, — придётся спать при свете…

Помещение снова осветилось, и он стыдливо нырнул под «одеяло». Долгое время он набирался смелости, а потом попробовал обнять Сару. Она без злости, но и без лишних сантиментов стряхнула его руку. Хаим глубоко вздохнул и смирился. Скоро тишина нарушалась только посапыванием людей да дремотным порыкиванием Псов.

Через слоёный пирог перистых облаков закатное солнце обливало зелень листвы окруживших поляну деревьев и пробивающейся отовсюду травы низкопробным золотом. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только плеском рыбы в озере, редким ещё кваканьем лягушек да мелодичным пересвистыванием маленьких птах. Над самим озером стояла лёгкая туманная дымка — день выдался очень жарким, а к вечеру немного похолодало. А на берегу, почти возле самой воды, горел, потрескивая, костёр, от которого шли запахи древесной смолы, дыма и жарящегося мяса. Вокруг костра «треугольником», на расстеленных на земле шкурах, сидели Охотник, Сара и Хаим. Сара — подогнув ноги под себя, Хаим — согнув ноги перед собой и обхватив их руками, а Охотник — в расслабленной позе лотоса, застывшим взглядом, не моргая, глядя в огонь, отчего на него снизошло состояние непроизвольной медитации.

— Это и есть твой мир? — Спросил, оглядываясь, Хаим.

— Да. — Глухо ответил Охотник, будто из другого измерения.

— Здесь очень красиво… — Включилась в разговор Сара.

— Да. — С тем же выражением и интонацией подтвердил Охотник.

— Деревья, трава… Я читал о них. — Задумчиво произнёс Хаим. — А это, рядом вот, это… море?

— Озеро.