Из кабины до нас неясно доносятся его радостный смех и обрывки фраз, которыми он на прощание обменивается с бригадиром. Пока мы с Ча Хян приходим в себя, сидя в единственном пассажирском купе, поезд начинает постепенно набирать скорость, направляясь дальше по заснеженным равнинам. Из нашего купе нельзя полюбоваться пейзажем: чтобы сохранить тепло, здесь не стали делать окон. И было бы справедливей назвать его купе машиниста. По обеим сторонам от откидного столика расположено по одному сиденью. Других пассажирских мест здесь нет. К противоположной стене крепится откидная кровать, а сбоку от нее находится туалет, совмещенный с душем.
– Фух… – Я издаю вздох облегчения, надеясь, что меня не будет слышно за стуком колес. Увидев, как из поезда мне навстречу выходит Онги, я просто обомлела. И до сих пор сердце стучит где-то глубоко в животе.
– Вот, надень! А то выглядишь уж больно нелепо! – Ча Хян подает мне обычные солнечные очки, но я отрицательно качаю головой.
– Конечно, мой брат простодушен и способен поверить на слово чему угодно, но все же кто, как не он, знает меня словно свои пять пальцев.
Я смотрюсь в зеркало размером с ладонь, висящее на стене в туалете. Горнолыжные очки надежно скрывают лицо до середины лба, а радужное, непрозрачное снаружи стекло мешает разглядеть глаза. Трудно найти лучшее средство для маскировки.
Оставшись довольной своим внешним видом, я вдруг начинаю смеяться. Мало того, что в радужных очках и дорогом костюме я выгляжу действительно нелепо, внутри я вся на взводе от ожидания встречи с возможным союзником и от мысли о делах, которые нам предстоит совершить.
Поезд трясется, и вместе с ним дрожит мое отражение в зеркале.
– До сектора I-B-6 еще часа два пути. – Онги, который провел в кабине машиниста уже не меньше шести часов, заходит к нам в вагон, чтобы поужинать. – Что-то я голоден как волк!
Еще бы! Чон Онги обязательно выходит на каждой станции, чтобы перекинуться парой фраз с местным бригадиром. Всю дорогу мы с Ча Хян остаемся в своем купе, пока Онги рассказывает всем встречным и поперечным об исследователях из Сноубола, которые едут в его вагоне.
Онги включил автопилот, но все же на всякий случай он оставляет дверь в кабину машиниста открытой, а сам садится неподалеку, чтобы иметь возможность быстро вернуться на место в случае необходимости. Его скромный ужин составляет кимпаб[3]
с овощами. Около часа назад мы с Ча Хян уже перекусили бутербродами, которые она взяла с собой. Я вспоминаю о ветчине в моем бутерброде, и мне становится неловко перед Онги.– Вам ведь еще дней шесть добираться до конечной станции?
В ответ на вопрос Ча Хян Онги улыбается, с аппетитом доедая свой кимпаб. Каким-то образом он умудрился разделаться с ним всего в три укуса.
– Все верно. Конечная станция, где я живу, отсюда еще очень далеко.
– А вам не страшно ездить вот так, одному? Это же, наверное, так опасно!
– Ну, с другой стороны, я же не собираюсь этим заниматься всю жизнь.
– А родственники за вас не переживают? Что, если сойдет лавина или случится авария? В конце концов, мост может обрушиться или поезд просто сойдет с рельсов! – Ча Хян с непринужденным видом сыплет вопросами, которые я попросила ее задать.
– Конечно, я переживал за родственников. У меня бабушка больна легкой формой деменции. Поначалу я думал, лучше мне не стоит так надолго отлучаться из дома. – Он смущенно скребет ногтями шею, но вдруг, воодушевившись, продолжает: – Но у меня есть сестра-близнец. И в прошлом году она поступила учиться в киношколу. Благодаря этому наше финансовое положение заметно поправилось, и моя мама даже смогла бросить работу на электростанции. Теперь она дома с бабушкой, так что моя душа спокойна.
Я держусь изо всех сил, чтобы не показать, что растрогана. В то же время мне грустно видеть, как Онги вместо нормального ужина вынужден есть холодный кимпаб, хотя, по его словам, положение нашей семьи в последнее время стало значительно лучше.
– Вы, наверное, давно мечтали стать машинистом?
– Трудно сказать. По правде говоря, на мое решение очень повлияла сестра. – Онги застенчиво смеется. – Она с самого детства всем твердила о том, что хочет стать режиссером. Со временем я убедил себя, что и у меня должна быть какая-нибудь мечта. Но меня никогда не тянуло ни в актеры, ни в режиссеры. Я не знал, как же мне быть. Но однажды обратил внимание на поезд. Во-первых, я с детства мечтал на нем как-нибудь покататься. Во-вторых, во внешнем мире трудно найти другую работу.
Поднявшись с места, Онги наливает нам чай.
– Вы, наверное, были очень дружны с сестрой!
Этот вопрос я не просила ее задавать. Я делаю большие глаза и взглядом посылаю Ча Хян отчаянные знаки замолчать. Но ей ничего не видно за моими темными очками.