Оторвав взгляд от своего мертвого денщика, я увидел, что третий чудовищный снаряд упал поблизости от того дома, в котором я квартировал, и что если бы не расторопность Курта, сейчас бы я был уже мертв. Мысленно поблагодарив своего денщика за оказанную услугу, я застегнул до конца китель, нахлобучил на голову генеральскую фуражку с наушниками, и после этого выдернул из-под тела Курта свою теплую генеральскую шинель с красной подкладкой. Проделав все это, я с максимально возможной скоростью продолжил удаляться прочь от того опасного места, в которое превратилось место дислокации штаба нашей дивизии. Кстати, большевики выпустили по нам чуть больше трех десятков этих чудовищных снарядов, превративших эту деревню в груду бесполезного изломанного хлама, почти непригодного к какому-нибудь разумному применению. Кстати, больше никто на мою сторону не вышел – быть может, просто не захотел спастись; и я, отбежав еще метров на пятьсот до самой засеки, где наши солдаты пилили дрова, остановился и в гордом одиночестве смотрел, как гибнет штаб вверенной мне дивизии.
А ведь как все прекрасно начиналось… После того как наша дивизия поучаствовала в установлении истинно арийского порядка на территории бывшей Чехословакии, осенью сорокового года нас снова вернули в благословенный Штутгарт – готовить пополнения для доблестного вермахта. Золотое было время. Правда, как только началась кампания в России, мы сразу почувствовали, какой отменный аппетит у восточного фронта. В течение всего двух месяцев войны у нас было изъято и направлено на Восток в качестве маршевых пополнений пять учебных батальонов из пяти. Впрочем, тогда мы еще были уверены, что все эти страдания германских солдат продлятся совсем недолго и что в конце лета или, в крайнем случае, осенью мы непременно победим большевиков, после чего все наши парни, кому повезло уцелеть, вернутся к себе на родину веселые, загорелые и полные впечатлений. Но дела с каждым днем шли все хуже и хуже, большевики ни за что не хотели сдавать, а поток похоронных извещений набирал и набирал свою силу, а до победы, кажется, было даже дальше, чем в первый день войны.
А потом произошла катастрофа. Большевики позвали на помощь чудовищных союзников чуть ли не из самого ада, и те помогли им окружить и разгромить лучшие части и соединения группы армий «Центр». Это была катастрофа с далеко идущими последствиями. Запасные дивизии и призванные их усилить танковые подразделения не шли ни в какое сравнение с уже окруженными частями. Нас просто погрузили в вагоны и бросили на Восток, пообещав пополнить нас уже на месте. Мы успели почти вовремя. Окруженные под Смоленском части еще ожесточенно сражались, отвлекая на себя все внимание большевиков и давая нам время построить более-менее устойчивую оборону. Когда мы прибыли, они еще держались, хоть и было очевидно, что все это чревато быстрым и ужасным концом. И вот настал тот момент, когда мы узнали, что окруженные под Смоленском германские войска потерпели позорнейшую катастрофу в германской истории.
Какое-то время после этого на фронте царило суровое затишье, потом пошли дожди, и все вокруг так развезло, что за пределами дорог пеший человек сразу увязал по пояс. И вот теперь, когда ужасный русский мороз мертвой хваткой сковал эту жуткую землю, большевики и сами решили перейти в наступление. Как только закончился этот обстрел, стало слышно ожесточенную канонаду, гремящую там, где стояли полки вверенной мне дивизии. Выждав некоторое время, чтобы убедиться в том, что обстрел сверхснарядами не возобновится, я вернулся на руины и попробовал отыскать выживших. Безрезультатно. Если таковые и были, то они уже давно отступили по дороге на Бобруйск. Но я-то знаю, что наши доблестные солдаты не могли не отразить врага, тем более что канонада на востоке стихла. Поэтому я подумал, что генерал, в одиночку отступающий по дороге, будет выглядеть смешно, гораздо лучше делать это во главе вверенных мне подразделений. Приняв это решение, я бодро зашагал навстречу багровому как помидор восходящему солнцу.
15 ноября 1941 года, 20:05. Бобруйск, Бобруйская крепость.
Командир 4-й танковой бригады полковник Михаил Ефимович Катуков
Уже давно отгорел на западе кровавый закат, ушло за горизонт утомленное зимнее солнце. «Бобруйск наш» – хороший итог первого дня наступления. Немцы нас ждали, но намного позднее, примерно в полдень следующего дня, поэтому и готовились ко встрече с некоторой ленцой. Самых страшных для этих частей экспедиционных сил на плацдарме не было, а механизированные и танковые части РККА они по традиции оценивали не очень высоко. И основания на то у них имелись. Разгром наших мехкорпусов первого стратегического эшелона показал слабость старой техники, конструктивные недостатки новой и полное отсутствие боевого опыта во всех командных звеньях– от командиров взводов до командующих корпусами.