Снежный Тайфун

И капитан Андреев – тоже такой же, как и его бойцы, разве что в немецком плену не бывал. Отступал с нашей армией с боями на восток от самого Бреста, три раза выходил из окружений, выводя с собой бойцов; последний такой «выход» у него получился на территорию, контролируемую экспедиционными силами. Месяц воевал в составе совместной группировки в стрелковом наполнении батальонной тактической группы, где набрался от потомков их замашек, а потом был направлен к месту формирования нашей бригады как потенциальный командир формирующегося разведывательного батальона. Я взял его по этой рекомендации и не пожалел ни на минуту. Милейший человек капитан Андреев и детишек очень любит; но немцев ненавидит до зубовного скрежета. Ведет подсчет лично убиенных фашистов и очень гордится этим количеством. В мотострелках у нас таких каждый второй. Просто в разведке или в танковых батальонах нужны особые таланты, а там достаточно крепкого здоровья и хорошей физподготовки, умения метко стрелять и здоровой злости на немцев.

Одним словом, за эту акцию капитану Андрееву никакого порицания я не высказал, да и с чего бы? Будет благодарность в приказе по бригаде, рукопожатие перед строем (когда будет такая возможность) и представление на имя командующего фронтом на орден Красной Звезды. И думаю, что с орденом у капитана не заржавеет, как и с очередным званием, потому что генерал Жуков всегда поощряет таких дерзких и умелых (от автора: и права человека в 1941 году еще не выдумали). К тому же, в придачу ко всем предшествующим деяниям капитана Андреева, перед нами был представлен гауптман Герман Зиммель, командир 22-го моторизованного разведбатальона вермахта. Гауптман был растерян, гауптман был раздосадован, гауптман был возмущен – как так мы посмели нарушить правила ведения войны. Кроме того, надо сказать, гауптман был озабочен своей личной судьбой. Ведь та легкость, с которой на небеса переселились его люди, говорила ему о том, что дальнейший исход для него также может быть очень печальным и в братскую могилу бросят еще одно обнаженное тело.

В связи с этим гауптман Зиммель во время краткого полевого допроса проявил желание сотрудничать и откровенно рассказал, в каком месте остановилось командование 29-го моторизованного корпуса и подчиненных ему танковых дивизий. Как мы и предполагали – и штаб корпуса с его командующим генералом пехоты фон Обстфельдером, и штабы танковых дивизий разместились в бывшей усадьбе Маковых, она же Дом творчества белорусских писателей, где, помимо всего прочего, немцы устроили санаторий для своих раненых офицеров. Но сейчас зима, этот санаторий не заполнен и на четверть; и вот, значит, герр генерал пехоты решил провести в нем свою последнюю ночь перед сражением за Бобруйск. Дополнительно гауптман Зиммель сообщил, что последние машины из походной колонны 29-го мотокорпуса втянулись на территорию Марьиной Горки не далее как всего час назад… Переход был трудным, немецкие солдаты и офицеры замерзли и устали. Ну что же – если цель ясна, задача поставлена, значит, пришло время действовать.

Обогнув Пуховичи, тяжелый танковый батальон майора Кунгурова, не включая фар, используя только приборы ночного вождения, продвинулся вперед еще на несколько километров – до самого перекрестка или чуть дальше, после чего танки, сходя с дороги, стали разворачиваться на левый борт, из колонны развертываясь в атакующую линию. Следом за танковым батальоном то же самое проделал мотострелковый батальон майора Колюжного, БТР-70 которого составили вторую атакующую линию, тихо и без огней движущуюся следом за танками Т-55М. Своим острием эта атака, пока без единого выстрела, была нацелена на выявленное разведкой место расположения вражеских штабов.

Разведывательный батальон, полностью закончивший свои дела в Пуховичах и передавший трофейное вооружение партизанскому отряду капитана Филиппских, пересек речку Титовка по мосту, расположенному в поселке Марковщизна, и занял исходные позиции в лесном массиве напротив восточной окраины Марьиной Горки, нацеливаясь на лагерь советских военнопленных, расположенный в бывших красноармейских казармах. По данным марьиногорских подпольщиков, там содержались не только советские военнопленные, но и арестованные за нелояльность к немецким властям местные жители, а также дети, служащие донорами крови для расположенного тут же, в Марьиной горке, немецкого военного госпиталя.