Снежных полей саламандры

Из-под кровати выбралась вдруг зелёная Грин, уставилась на Ане глазами-фонариками.

— Иди сюда, — шёпотом позвала Ане, похлопала рукой по одеялу. — Ну, иди же.

Ящерка склонила головку, словно раздумывая. Потом стремительно вскарабкалась на постель, прошлась туда-сюда и свернулась горячим клубочком в ногах.

Почти сразу же пришёл глубокий сон.

Утро занялось пронзительно-ясным, с небом необыкновенного тёмно-синего колера. Похолодало, и это чувствовалось, несмотря на царившее в доме уютное тепло. Запахи свежевыпавшего снега, негреющего солнца, мороза проскальзывали внутрь через входные двери и фильтры приточной вентиляции; легко было представить себе, как ветер свирепо треплет капюшон, стремясь добраться до нежного тела, как стягивает холодом кожу, как слепит ледяное солнце… Весна, говорил Игорь. Да уж. Если это весна, то каково здесь тогда зимой?

Ане спустилась вниз, в малую кухню. Приготовила себе кофе. Кофе здесь был местный, адаптированный к ледяному веку, что придавало зёрнам особенный аромат. Казалось, будто в горячем напитке застыли, так и не разморозившись до конца, ванильные кристаллики вечного льда.

Ане вздохнула, раскрыла маленький зелёный чемоданчик: отпуск отпуском, а обязательный практический минимум по расписанию. Ей предложили участвовать в эксперименте, суть которого отражалась в том, что с помощью хирургических имплантов надо было рисовать на специальных табличках. Потом табличка подвергалась термической обработке, рисунок застывал, и сразу было видно, где и как допущена ошибка — либо код цвета введён неверно, либо линия перекошена, либо что-то ещё. Система так же давала оценку; у Ане, к вящей её досаде, еще ни разу не выпадало двенадцать из двенадцати. В самом начале даже и до семи не добиралась! Сейчас выходило уже получше, но всё равно… далеко от идеала.

— Доброе утро, Аня.

— Доброе утро, Ольга Аркадьевна, — Ане подняла на лоб очки. — Кофе?

— Нет, не надо… — она присела за стол напротив, спросила с любопытством: — А что вы делаете?

Ане объяснила.

— Как интересно, — с уважением сказала Ольга Аркадьевна. — Термические процедуры, говорите? Вы закончили? Позвольте мне?

— Пожалуйста.

Ане передала пластинку. Ольга Аркадьевна повела рукой, и под её пальцами родилось с низким отчётливым гулом вишнёвое пламя.

— Но это же… наше Отрадное! — воскликнула Ольга Аркадьевна, рассматривая остывающий рисунок.

— Здесь можно выполнять задание, а можно попробовать нарисовать что-то своё, — объяснила Ане. — Мне захотелось нарисовать ваш посёлок. Мы когда подъезжали, я увидела на повороте… ели, дома… дорогу… Небо…

— У вас получилось вполне.

— На самом деле не очень, — огорчённо вздохнула Ане. — Видите, система дала оценку семь и девять?

— Это… мало?

— Очень. Максимальный балл — двенадцать. Вот здесь… недостаточно точно прописала код цвета, фонари должны быть оранжевыми, а вышли жёлтыми. И это вполне может стоить пациенту жизни, если не отработать данный промах в ближайшее же время. А вот линия крыш… это разрез Каховского…

— Вы — натуральнорождённая, Аня? — неожиданно спросила старшая Жарова.

— Да, — слегка удивилась Ане: было в её голосе что-то настораживающее. — Все модификации приобретённые, геном не затронут. Хотя мы — потомки первопереселенцев тринадцатого «ковчега», у нас немало носителей телепатической линии «сменор-семь» и «сменор-восемь». У меня — седьмая, и я сейчас учусь… буду держать психотренинги на третий ранг вскоре.

Ольга Аркадьевна внимательно выслушала Ане, потом покачала головой:

— В таком случае у нас вам придётся очень нелегко.

— Из-за холода?

— Не только. Лучше бы вам остаться в космосе, конечно же. К нам приезжать в гости, как вариант.

— Не понимаю, — искренне сказала Ане. — Я вам неприятна? Но ведь вроде бы не давала повода…

Старшая Жарова подняла ладонь:

— Нет, вы — хороший человек, доктор Ламель. Просто совсем скоро вы сами поймёте, насколько вам здесь придётся нелегко.

Ане молчала. Думала. Неприятным предчувствием вспомнился тот странный обмен приветствиями между матерью и сыном успел — дождалась…

На кухне возникла Настя, та самая девушка с сединой в волосах.

— Доброго утра.

— Доброго утра и тебе, — отозвалась Ольга Аркадьевна. — Кофе?

— Да.

— А вон там, я заварила, — подсказала Ане.

Она смотрела на Настю и хмурилась, ей отчего-то казалось, будто седины в тёмных волосах девушки стало больше, и каким-то странным, неприятным образом изменилось лицо: стало старше, складки в уголках губ прорезались глубже. Или вчера просто устала от долгой дороги и не разглядела девочку как следует?

Настя выпила кофе, съела немного печенья, потом ушла куда-то через вторую дверь, за которой Ане успела увидеть большие стеклянные окна, забранные на старинный манер тонкими кружевными шторами.

— У неё приобретённая прогерия Эммы Вильсон, — вдруг пояснила Ольга Аркадьевна, дождавшись, когда за Настей закроется дверь.

— Приобретённая? — удивилась Ане. — Разве это не генетически обусловленная болезнь?