Снимая маску

Кажется, что я зря положил следующую часть «Kyrie Eleison» на ту же музыку, что звучит в начале. Нужно было придумать для нее что-то другое. Моя «Dies Irae» («День гнева») – совершеннейший мусор, и я каждый раз прихожу в гнев, когда слышу ее. «Dies Irae» должна была быть зрелищной. Моя же – прилизанная, и ее нужно убрать. У меня есть задумки, как переделать «Реквием», но дальше уже встает вопрос техники и навыков, а это уже совсем другое дело. Ели я и возьмусь за него, тот начну именно здесь.

«Tuba mirum spargens sonum» («Чудесный призыв трубы») не такая уж и безнадежная часть. Если добавить в оркестровку немного остроумия, я бы мог переделать ее во что-то стоящее. Мне нужно показать непослушный танец трубы, как будто она заблудилась в вакханалии. Я также доволен «Mors stupebit et natura». Во время работы над ней я все время думал о словах: «Смерть и природа должны останавливаются в изумлении, когда вновь возникает создание». И музыка, которую я написал, предвосхищает исполнение «Pie Jesu».

«Rex tremendae» – это грандиозная вещь со словами «salva me» («спаси меня») в качестве проникновенной просьбы. Следующие две части: «Recordare» и «Ingemisco» написаны для сольного исполнения сопрано и тенора. С переменным успехом я попытался вторить смыслу текста. Мне хотелось найти плавучую мелодию для сопрано, и я остался доволен результатом лишь наполовину. Слова тенора, которые можно перевести как «Я стону, как осужденный, мое лицо краснеет за грехи», полностью описывают мои чувства относительно музыки.

«Offertorium» по факту не является частью реквиема. Но мне нравились слова и мольба о спасении: «Позволь им упокоиться с миром». И я доволен этой композицией. Мне нравится, как музыка звучит в унисон с хором, когда он поет: «Fac eas Domine de monte transpire ad vitam». Кроме того, мне нравится мелодия «Hosanna», но я ненавижу писать для духовых инструментов, и хотел бы вовсе избавиться от этой части.

Далее следует «Pie Jesu». Это был один из тех моментов, когда я прочитал слова, и мелодия сразу же возникла у меня в голове, как и идея, что для этой композиции нужен дуэт. В связи с этим хочу признаться: я хотел, чтобы ее исполнили Everly Brothers, но мечте так и не суждено было сбыться. Я обыграл литургический порядок в заключительной последовательности «Lux Aeterna» и «Libera Me» и добавил повтор слов «Dies Irae». Так получился логичный переход к партии ребенка, закрывающей «Реквием». Но повторение слова «perpetua» подразумевает, что ненужное насилие, которое было катализатором всего произведения, никогда не исчезнет.

ПРЕМЬЕРА «РЕКВИЕМА» в церкви святого Томаса на Пятой авеню в Нью-Йорке состоялась 25 февраля 1985 года. Решение Би-би-си снимать фильм превратилось в нешуточное дело. Все исполнители с записи присоединились к церковному хору, и на концерт собрался весь цвет Нью-Йорка и Бродвея. Бывший премьер-министр Эдвард Хит тоже был в зале, и это оказалось сенсацией. На концерт прилетели даже мальчики их уинчестерского хора. Вырвавшиеся из заточения в чопорном английском кафедральном городе, они подсели на порно-каналы в номерах отеля с такой силой, что их выходки практически были описаны в New York Post. Я ужасно нервничал. Во-первых, я не был уверен в том, как слушатели примут «Реквием», во-вторых, я переживал за свою молодую жену, которая стояла на сцене рядом с Доминго и Маазелем.

Лорин был потрясающим. Как-то во время перерыва я попросил его объяснить мне смысл минимализма и работ Филипа Гласса. Лорин начал рассказывать о повторениях, как это все началось с одной симфонии, основанной на одном двадцатиминутном непрерывном аккорде, за которым следует двадцатиминутная тишина. Внезапно он замолчал и уставился на меня: «Эндрю, нет никакого смысла объяснять это. Ты – максималист».