Снимая маску

Шоу началось после десяти вечера, зрители были в приподнятом настроении после итальянского ужина с прекрасным Бароло. Так что сцену аукциона встретили со смехом. Набор лотов был примерно таким же, как и сейчас: афиша «Ганнибала», несколько черепов из постановок Мейербера. Зрители особенно смеялись над продажей музыкальной шкатулки фигуркой обезьяны, играющей на тарелках. Но, когда прозвучали кластерные аккорды, предшествующие словам Рауля, в зал как будто ворвался порыв холодного ветра.

В глубине балкона высоко над сценой сверкнула и скользнула по тросу к середине зала огромная люстра, похожая на инопланетный корабль. Увертюра тогда была точно такой же, что и сейчас. Далее существуют некоторые отличия. Оперой, которую репетируют в начале мюзикла, был не «Ганнибал», «Человек в железной маске». Так Ричард мог написать больше шуток: на вопрос Карлотты о том, где содержится ее любовник, звучит приглушенный крик «Я здесь внизу». Наши наполненные выдержанным Бароло зрители от души хохотали на этом моменте. Сцены с песнями «Angel of Music» (в роли Мег чудесно сыграла танцовщица Жаки Харман), «The Phantom» и «The Music of the Night» не изменились, хотя слова были другими. Колм невероятно спел песню и практически сорвал овации. Сара показала результат своих занятий танцами, самостоятельно поставив номер. Через года она повторила его с Майклом Кроуфордом под пристальным наблюдением Джиллиан.

Сцена с владельцами театра не дотягивала до должного уровня, как выразился Хал. Она почему-то называлась «Papers», и, несмотря на то что я впоследствии использовал фрагменты мелодии оттуда, мы полностью отказались от нее. Сцена на крыше не менялась. После «All I Ask of You» музыка специально продолжается, чтобы сдержать аплодисменты до конца первого акта. Если бы я по-другому написал эту песню, она бы каждый раз прерывала шоу. Как бы то ни было, зрители затихли, когда Колм появился на балкончике над сценой с припевом «I gave you my music», другой частью, которая осталась без изменений.

С падением люстры в зале погас весь свет. Предполагалось, что она остановится прямо над головами зрителей, однако редактор Келвин Маккинзи из Sun утверждал, что она задела его. Он озвучил это на радиопередаче на следующей же неделе, нарушив главное правило Фестиваля хранить молчание. Я думаю, он просто поднялся с места, чтобы первым успеть в бар. В том году среди наших зрителей было много влиятельных медиаперсон. Дэвид Фрост, Роберт Максвелл и Эндрю Нейл собрались, чтобы обсудить свои «опасения за будущее прессы». Наше шоу только выиграло от этого.

Тогда мы показали только первый акт – второй еще не был написан – и я не могу сказать, что «Призрак» стал безусловным фаворитом Фестиваля. Все посчитали, что «Café Puccini» – более перспективный проект. И большая часть наших зрителей согласились с «опасениями» Кэмерона насчет слабого либретто. Но для себя я понял то, что хотел: у «Призрака» были все шансы стать чем-то особенным.

СТОЛЫ ЕЩЕ НЕ БЫЛИ убраны из сада, когда я получил пространное послание от Тревора Нанна. Он писал, что приехал в Сидмонтон в полной уверенности, что будет ставить «Призрака». Ведь Кэмерон послал ему роман Леру, а я как-то предложил ему посмотреть немое кино по мотивам книги, и он «отменил репетиции в Глиндебурне», чтобы приехать в Сидмонтон, потому что считал, что его попросили провести «предварительное исследование предстоящего проекта». Он также писал, что Кэмерон сказал ему, будто Джим Шарман больше не участвует в постановке – любопытно, так как кандидатуру Джима мы даже никогда не обсуждали. И в это воскресенье Кэмерон сообщил, что режиссером будет Хал Принс, и он почувствовал, как его «окунули в дерьмо, от которого он никак не может отмыться».