— Неудивительно, что с таким отношением ты не прошла Круг Трёх, — укорительно отметила Ваалу-Миланэ, покачав головой с печалью и укором.
Круг Трёх Сестёр в данном случае обозначал трёх наставниц дисциплария, которые принимали решение о принятии либо непринятии ученицы-найси на обучение в дисципларий. И совершенно ясно, рассудила Миланэ, что с таким, можно сказать, «подходом» к игнимаре — одному из главных даров Ашаи-Китрах — нечего даже и приходить в дисципларий.
— Метрика найси, можно забрать, пожалуйста! — отозвались служащие Админы.
Наставница встала, как и ученица.
— Прошу нас извинить, — бросила наставница и обратилась к воспитаннице: — Пойдём.
Найси, самостоятельная, ушла брать свои бумаги, а Миланэ остановила юнианку:
— Пусть видящая Ваала погодит. Можно кое-что спросить?
— Слышащая Ваала да пусть спрашивает, — с тонко скрытой иронией молвила Ашаи-юнианка; тем не менее, это ничуть не ускользнуло от внимательного чувства Миланэ.
— Ясно, что она не смогла войти в дисципларий с таким отношением к игнимаре. И у неё не так много шансов на Совершеннолетии, если ничего не переменится. Почему видящая Ваала не объяснит ей это?
«Если ей не нравится игнимара, так пусть хоть соврёт. Судьба ведь на кону, судьба!», — не понимала Миланэ.
— Прошу меня извинить, — равнодушно сказала та.
Но сделав шаг, она остановилась; вполоборота, глядя через плечо и вниз, наставница тихо молвила:
— Она ещё не умеет себе врать. В отличие от нас. Возможно, когда-нибудь ты поймёшь, львица сильной игнимары.
«Какая хорошая эмпатия», — только и подумала дочь Андарии. Не всякая Ашаи может вот так, сходу, определить дар к огню Ваала.
Тем временем возвратилась маленькая Ашаи-Китрах; она и Миланэ встретились взглядами, и что-то такое вечно-предвечное проскочило между ними; поразительно, но почувствовали они это одновременно, несмотря на огромную разницу в возрасте-опыте. Миланэ держала своё столь ценное письмо, маленькая Намарси обняла у груди свою бесценную метрику, свидетельство рождения.
— Будь охотна, маленькая ученица, — Миланэ показалось, что негромкие слова произнесла совсем не она, а некто через неё.
— Пойдём же, Миланэ, — помахала рукой Хильзари. — А то не успеем.
А за два часа до прибытия Миланэ её личное дело вместе с ещё тремя попало в руки амарах Сидны, Ваалу-Леенайни.
Она сидела в глубоком плетеном кресле, находясь в лоджии своих покоев во стаамсе; она любила читать и писать при свете, на открытом воздухе; предзакатные лучи солнца освещали стаамс, огромные земли Сидны, и ласкали её шёрстку.
Характера деятельного, живого. Роста маленького, окраса светло-светло-коричневого, обожает умащения-масла, вообще всякие хорошие запахи, не покажется перед другими без подведённых тентушью глаз и небольших чёрных полос на скулах (поклонница окраски). Возражений не терпит. Амарах стала шесть лет назад, крайне неожиданно для себя и для многих. Конечно, за это время успела наделать ошибок, обрела врагов и друзей, но главное — в полную силу решила претворить в жизнь некоторые идеи, благо, статус амарах позволяет очень многое; да что там говорить — почти всё мыслимое.
Хвост её безвольно отмокал в небольшом тазу со всякими травами — Леенайни посчитала, что шерсть там утратила лоск и блеск.
Сейчас ей надо принять важное решение, а когда Леенайни принимает важные решения, то неизменно пьёт очень крепкий зелёный чай безо всяких добавок. Страшная экзотика, этот зелёный чай, везут из каких-то совершенно диких мест через Кафну, а потому он ужасно дорог; но для амарах Сидны деньги и связанный с ними бред — тщетный вопрос.
Горячий чай в огромной чашке возле личных дел четырёх учениц-дисциплар.
«И кого мне выбрать?», — подумала она, беспорядочно выставив все четыре дела перед собою.
Ваалу-Шасна, Ваалу-Амариссани, Ваалу-Миланэ-Белсарра, Ваалу-Хойна — четыре дисциплары, у которых на протяжении трёх последующих лун должно свершиться Приятие.
На самом деле, четвёртое дело принесли зря, зря-зря. Она внутренне для себя уже решила, кто явно не подходит, и запросила дело Хойны чисто по инерции и из любви к парным числам. Во-первых, как раз Ашаи с её навыками позарез нужна в одной из больниц в далекой Кафне; во-вторых, Хойна ей просто не нравится — приторно-вежливая такая, без той особой внутренней гордости, с тихим, но неизменным огоньком поиска выгоды и полезного, хотя услужливая, предупредительная. Такие хороши, когда всё хорошо; когда станет плохо, нужны другие.
Не то что бы должно стать плохо, подумала амарах, но в жизни всяко бывает.
«Тебе, Ваалу-Хойна, милая, придётся уплыть через синее море, дальнее море. И не сетуй на судьбу, лучше скажи себе: «Мир повидаю!». Завели теперь привычку: чуть что, так жаловаться на место служения после дисциплария. А мы-то в своё время — ни-ни, мы прочнее были…», — вспомнила Леенайни не такую уж далёкую молодость, закрыв глаза и отпив горячего чая в тёплую погоду.
И, наконец, в отличие от остальных трёх, проступок Хойны был самым безделушным и пустяковым.
Остаются Амариссани, Шасна и Миланэ.