Снохождение (СИ)

Получив свою скатку, закинув сумку через плечо, осмотревшись, Миланэ остановилась возле дилижанса, вроде как для того, чтобы покрепче всё связать и осмотреть перед уходом; но на самом деле она поджидала Хайдарра, который куда-то запропастился сразу после приезда и всё не приходил. Миланэ хотела попрощаться с ним, ибо негоже уходить от всякого, кто разделял с тобой ложе, без прощания и последнего доброго слова; нет-нет, но вспомнишь всё несказанное смутными вечерами.

Он наконец-то прибежал, запыхавшись.

— Убегал по делам.

— Помоги здесь. Стяни. Да, вот так… моя благодарность. Спасибо, сильный лев Хайдарр.

— Чепуха.

Миланэ смерила его взглядом, вздохнула и посмотрела в сторону. Ещё миг — и она уйдёт, сказав «Прощай, Хайдарр».

— Миланэ, я… — вдруг схватил он её за ладонь, но остепенился, отпустил. — Может, пойдём, чего выпьем?

— Я должна попасть в Сидну до захода солнца.

— Ага… А, ну да. Миланэ, я вот что хочу сказать… — скороговоркой молвил он, будто опасаясь, что она исчезнет.

— Не надо ничего говорить, Хайдарр. Давай лучше я отдарю тебе нечто в память о мне.

— Но у меня ничего для тебя нет.

Миланэ уже хотела предложить ему обменяться клочками шерсти, у него — с гривы, у неё — с хвоста; так делают и влюблённые, и супруги, и любовники у неё в Андарии, да и не только там, а ещё и в Хустру, и в Дэнэнаи, и в Юниане, и в Хольце, да ещё много где; такое зовут «обменяться памятью» или «обменяться запахом». Многие прайды считают это дурным обычаем, особенно такие ханжи, как львы и львицы Сунгкомнаасы, ну и ничего, какая разница, что кто там думает. Она испытывала к нему симпатию, и желала оставить о себе добрую память. И теперь, если он подумает о львицах духа Сунгов нечто плохое, справедливо или нет, то пусть сразу вспомнит её, и его плохие мысли смоет волной былых воспоминаний…

— Хотя постой, — сказал Хайдарр, копошась у себя за пазухой, и торопливо кое-что вытащил под свет солнца.

— Что это? — спросила Миланэ, хотя ясно видела, что это — амулет с простым, вязаным шнуром, на котором висели большие зубы разных тварей, а посередине находился изрисованный узорами белый, круглый камешек с красной точкой посередине. Такие вещицы часто делают в посёлках на удачу или там на добрую охоту, от укуса змеи, дурного глаза и так далее и тому прочее. Миланэ помнила, что такие амулеты, как истинная юнианка, умела делать Хильзе, причём могла такой заделать чуть ли не за один присест, и мастерила их в некоторые минуты скуки.

— Бери, это тебе, на память, — бесхитростно сказал он, с почти детской искренностью протянув амулет ей в руку.

Миланэ приняла подарок и начала вертеть, разглядывая; на самом деле, большого любопытства к вещице у неё не появилось, так как не особая любительница подобных штук; ей нравится серебро, а из золота нравится белое, иногда — жёлтое, но не любит красное; её глазу приятны цветные драгоценные и полудрагоценные камни. Тем не менее, отметила, что сотворен он симпатично, тепло и без лишней вычурности, в немного странной манере, хотя вид у него был изношенный.

Есть такое очень важное умение — принимать подарки; в дисциплариях этому даже учат, это входит в уроки будущей сестры-Ашаи. Если будешь принимать любой подарок, будь то маленький или большой, без радости и с заносчивостью — значит, вредишь не только себе и дарящему, но и всему сестринству.

«Пусть возникнет радость на грани глупости, потому как всякий дар носит в себе непостижимую тайну и символизируют дар вообще, дар как идею, а все вы — дочери дара духа, дочери счастливой судьбы, запомните это», — так однажды об этом говорила наставница Ваалу-Даэльси, Ашаи с печальным, полуотсутствующим взглядом, крупного, чуть нескладного сложения, целых пятнадцать лет прожившая в далёком-далёком горном поселении в Норрамарке, имевшая трёх детей и понятия не имевшая, где они; её любимое занятие — тихое пребывание посреди любых садов, полей, лесов и гор, где она наблюдает за птицами. Даэльси есть совершенный, безупречный знаток птиц: она легко предсказывает по ним погоду, урожаи, чью-то судьбу и множество других вещей, не говоря уже о том, что может рассказать о всякой птице почти всё. Учёные, правда, не могут почерпнуть у неё много знаний: во-первых, она их терпеть не может, во-вторых, у неё для каждого вида — своё название, совершенно отличное от общепринятых и научных.

«Я — Ашаи-Китрах, а летать всё не научилась», — любила приговаривать. — «Наверное, для нас уготованы иные дары».

— Моя благодарность, Хайдарр. Прелесть, Ваал мой, он такой милый. Откуда он у тебя? — засверкали глаза Миланэ, вся она аж закрутилась-завертелась от довольства.

— Сестра дала на память. Бери.

Дар чуть не ускользнул из её ладоней — до того она удивилась, и даже чуть нахмурилась, не понимая такого странного легкомыслия с его стороны.

— Погоди… Он — от твоей сестры? Тебе разве не жаль его отдавать?

— Тебе — ничуть, — уверенно сказал Хайдарр.

— Погоди. Это слишком. Твоя сестра падёт в печаль, когда узнает, что ты отдарил амулет.