Снохождение (СИ)

Сейчас, в предзакатное время, вокруг почти никого не видать.

Что ж, Миланэ в первую очередь надо в стаамс — отчитаться о проделанном задании. Ваалу-Шаалина со своими сталлами пожелала Миланэ красивой ночи; свершив жест недолгого прощания, они ушли направо, в сторону огромного жилого квартала, Сиднамая, где живут многие Ашаи Сидны и которого сейчас не видно из-за садов.

Миланэ первым делом пошла к обелиску; от него же будет путь по широкой аллее прямо в стаамс.

Возле обелиска, из чистой бронзы, вылита статуя основательницы дисциплария, Ваалу-Ханэмаристе, которая в преклонении держит большую чашу — символ целительства; по очень старой традиции, после путешествия и отлучения всякая воспитанница Сидны должна подойти к статуе и дотронуться к чаше. Тысячи тысяч пальцев дотрагивались к ней, потому она была вычищена ими до идеального блеска.

Бросила скатку на траву, возле гранитных плит круглой площади обелиска. Здравствуй, Ваалу-Ханэмаристе, красивого тебе вечера, это я, Сидны дисциплара Ваалу-Миланэ-Белсарра. Левая рука дотрагивается к чаше, небольшой книксен с поклоном, правая отходит в сторону в жесте благодарности. Хвост чуть выше, кончик вверх.

«Надо бы пойти и вещи оставить в комнате», — подумала Миланэ. Ещё подумав немножко, решила оставить всё своё добро у стражей стаамса, на входе, нужно лишь старые комментарии не забыть, их нужно сейчас сдать как молчаливое свидетельство исполненного обязательства, проделанной работы. Ведь Миланэ всегда исполняет то, что приказали наставницы…

…я исполнительна, да, я верна, всегда делаю дела верно и до конца — цените меня, наставницы, цени меня, Сидна, оцените меня, Сунги! Ваал мой, я совсем, вконец устала от дороги. Сейчас приду, и ничего не заботит: просто кровать, и просто сон, даже есть не особо хочется…

«С чистым намерением ты войдёшь», — так начертано на фасаде стаамса, сравнительно невысокого, архитектуры строгой, даже простой, лишь стрельчатые арки внутри и огромная каменная балюстрада выбиваются из общей канвы строгости, да высокий-высокий шпиль, который исходил из центра внутреннего двора стаамса, с которого можно увидеть чуть ли не весь Северный Ашнари, всю провинцию, а Сарман так и подавно видно. Миланэ у входа в стаамс поприветствовала двух наставниц, потом одну, потом ещё трёх, потом тут же встретила подруг, но молвила, что спешит и должна идти, да, да, красивого вечера, тихой ночи, зашла вовнутрь через большие двери с резьбой, поприветствовала входных стражей, зашла в ним, оставила вещи, только вынув старые комментарии и бесцельно пролистав их. Немножко подумав, она покопошилась в сумке и упрятала кошель с деньгами патрона поглубже. Ещё немножко подумав, открыла её и достала письмо патрона, чтобы сразу отдать помощницам амарах. Вытаскивая письмо, уронила амулет, подаренный Хайдарром. Поставила обратно, немного присмотревшись к нему.

Странный, вообще-то. Надо будет показать кому.

— Когда слышащая Ваала возвратится, смею спросить? — спрашивает страж, подергивая усы.

— Около полчаса, сир.

Затем Миланэ всячески повертелась перед небольшим зеркалом в комнате стражей, чтобы осмотреться и привести себя в порядок; ей страшно не нравилось, что она вся в дорожной пыли и вообще вид у неё так себе, дорожный, будничный, то бишь никакой. Захотела чуть подвести тентушью глаза, потом передумала и вышла прочь из комнаты стражей, прижимая к груди старые комментарии и письмо патрона.

Главный зал, посередине — большая чаша с огнём Ваала, который, по идее, никогда не должен гаснуть, но уж на веку Миланэ он тух от недосмотра то ли два, то ли три раза; она всегда мечтала, чтобы в один прекрасный день он угас, и никто не мог его зажечь, но вдруг приходит она и совершает это, ведь у неё прекрасная, сильная игнимара — то, что надо. Сверху, над головой — большой раздвижной купол, чудо здешней инженерной мысли. Когда дождь или непогода, то смотрители прикрывают его, когда погода хороша — он открыт. По краям — коридоры в два этажа, ведущие в самые разные помещения стаамса, отделенные от основного зала колоннадой. Все стены этих коридоров — в фресках, большинство из которых созданы самими сёстрами; некоторым от силы десяток лет, некоторым больше четырехсот. Чудовищный разнобой в стилях, временах и темах фресок никого не заботит; точнее, все делают вид, что не заботит — традиция.

За чашей, на небольшом постаменте находится высокий шест. Некогда, очень-очень-очень давно, ещё до всяких времён Империи, все Ашаи ходили с длинными шестами, в рост львицы, которые служили и символом, и оружием, и орудием переноски, и в чем только не пригождались. Обычно его носили за спиной и украшали множеством способов. При созыве любого Круга, будь то Круг Трёх, Семи или Девяти, шест втыкался в землю, и вокруг него собирались сёстры, чтобы обсудить вопрос, по которому был созван Круг. Но теперь древняя, полуварварская традиция откинута и позабыта.

Ей в самый конец, потом нужно пройти через внутренний двор, всегда прямо-прямо-прямо. Там, в конце, находится Админа — внутренне управление дисциплария.