«В начале 1980-х годов у меня начало созревать убеждение, что я служу преступному режиму. Я решил с этим режимом порвать. Вся эта деятельность по взлому иностранных дипломатических шифров является совершенно незаконной. Следовательно, ее нельзя рассматривать как строго охраняемый секрет. Это нарушение обязательств советской стороны, в частности, Венской конвенции о дипломатических сношениях. Дипломатический шифр неприкосновенен, другое государство не имеет права пытаться его вскрыть. Кроме того, имеется иммунитет зданий дипломатических представительств. Поэтому, даже с позиций существующего советского законодательства, мое осуждение незаконно. Я принял решение проинформировать западную сторону о подобной деятельности КГБ».
Однако Макаров запамятовал, что «западная сторона» была прекрасно осведомлена о «подобной деятельности», поскольку сама ею активно занималась. Да и созревание убеждения в том, что он служил «преступному режиму», подозрительно совпало по времени с получением непрестижного назначения.
Итак, в 1982 году Макаров захотел порвать с КГБ и выдать его секреты. Он решил действовать через одного своего знакомого, который занимался валютными махинациями на черном рынке и контактировал с западными немцами. Макаров записал текст послания немцам, чтобы знакомый припрятал его у себя в надежном месте, выучил, а затем уничтожил как ненужную улику. Успел знакомый Макарова сделать только первое– припрятать, так как вскоре его арестовала милиция за занятие фарцовкой. Бумага, составленная Макаровым, пять лет пролежала в тайнике отсиживавшего свой срок заключения фарцовщика. В ней излагался открытый текст одной из шифртелеграмм западногерманского посольства в Праге. Таким образом, реально Макаров никому никакой информации не передал, никаких контактов его с западными шпионскими спецслужбами зафиксировано не было.
Знакомый Макарова отбыл почти весь срок, его перевели на «химию». И тут он вдруг сообщил властям о припрятанной бумаге. Возможно, что ему угрожали новым сроком, и он решил откупиться, сдав «вражеского шпиона». К этому времени Макарова из КГБ уже уволили по состоянию здоровья. По служебному несоответствию его выгнать не смогли: Макаров не пил, не задерживался милицией, на работу не опаздывал. Да и формулировки типа «уволен по служебному несоответствию» его руководство не любило, предпочитая увольнение неугодных «по состоянию здоровья». Поскольку придраться к здоровью Макарова было трудно, решили использовать психиатрию, где не было точных и четких научных критериев.
Во время медицинского освидетельствования в центральной поликлинике КГБ, которому раз в год подвергались все комитетские сотрудники, Макарова стали уговаривать лечь на обследование. Он наотрез отказался. Через пару-тройку дней после визита в поликлинику несколько здоровенных молодцов в белых халатах схватили Макарова и засунули в санитарную машину. Его отвезли в Московскую психиатрическую больницу номер 15 и поместили в ее 13-е мужское отделение, которое было «домашней» психлечебницей для чекистов. Персонал этого отделения руководству 15-й больницы не подчинялся, а назначался с санкции центральной поликлиники КГБ. По интенсивности наблюдения за подопечными комитетская «домашняя психушка» не уступала даже знаменитой Лефортовской тюрьме КГБ. При поступлении в больницу (примерно в 3 часа дня) Макарову сделали инъекцию, а в 11 вечера он почувствовал, что умирает.
Но Макаров не умер, а спустя некоторое время, пройдя интенсивный курс лечения, был осужден и отправлен отбывать тюремное наказание в лагерь «Пермь-5». Это был суровый лагерь среди лесов, окружала его двойная ограда с колючей проволокой, вышками, собаками, вооруженной охраной. Прибывших туда для отбытия срока наказания размещали в бараках сначала по десять-пятнадцать, а потом – по шесть-семь человек. Побудка в 6-30, поверка – в 7-00, завтрак – в 7-30, работа – с 8-00 до 17–00 с получасовым перерывом на обед, в 22–30 – отбой, и так все пять лет. Макаров сначала работал в зоне грузчиком, потом – за швейной машинкой, затем стал фрезеровщиком. Свободное время он проводил, читая книги из тюремной библиотеки и религиозную литературу, которую ему передавал диссидент Александр Голдович. Благодаря Голдовичу Макаров приобщился к религии.
После освобождения из лагеря Макаров дал несколько газетных интервью, в которых поделился откровениями о КГБ вообще и о 16-м управлении в частности. Затем он эмигрировал в Англию, где устроился на работу садовником и стал получать небольшую пенсию от английского правительства. Пенсия стала свидетельством признания заслуг Макарова в качестве английского шпиона.