Снова любить…

– Пап, моей подруге очень нужна поддержка. – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно, а еще «имитировать» (точнее, фантазировать), прямо как советовала Фрэнки.

«Я гуляю по пляжу. Вокруг – парни, пускающие слюни, какие-то там русалки, открытки…»

– Анна, я все понимаю. Но разве ты не думала, почему Фрэнки не становится легче? Может, все дело в том, что ты ей мешаешь?

Я ищу поддержки у мамы, но она только выжидательно смотрит, как будто надеется, что я вот-вот все осознаю, распакую вещи и останусь дома. Да, родители сильно переживают за Фрэнки. Но это не им несколько недель после смерти Мэтта приходилось прятаться с ней на верхнем этаже дома от навязчивых родственников и друзей, которые приносили бесконечные открытки с соболезнованиями и еду в формочках из фольги, а еще говорили совсем не то, что в тот момент хотелось слышать.

«Теперь он в лучшем мире».

«Его забрал Господь».

«Как хорошо, что он не мучился».

«Джейн, ты ведь такая молодая, есть время родить еще одного ребенка».

«Убери фотографии, тебе станет легче».

Это не мои родители обнимали Фрэнки, пока она часами плакала и не произносила ни слова. И не они следили, чтобы она каждый день ела, а иногда и насильно кормили. Мои родители не делали всю домашку, когда Фрэнки ни на чем не могла сосредоточиться, и не объясняли учителям, почему она опаздывает на уроки.

– Почему ты думаешь, что ей не становится легче? – спрашиваю я.

– Анна, – мягко начинает отец, – я просто хочу сказать: пока ты рядом, у Реда и Джейн нет необходимости заботиться о Фрэнки. В Калифорнии, за четыре тысячи километров отсюда, это может стать причиной определенных трудностей. Все очень непросто, и я хочу, чтобы ты это понимала и была готова.

Понимала и была готова? То есть отец не только приравнял эмоциональное состояние Фрэнки к какой-то досадной помехе, но и посеял сомнения в моей и без того готовой взорваться голове.

Может, я и правда виновата в том, что ей не становится легче?

С того дня, как Мэтта не стало, Земля совершила полный оборот вокруг Солнца. Если верить книгам, словам врачей и школьных психологов, не раз пытавшихся поговорить со мной об излишне заботливом отношении к лучшей подруге, у нас было достаточно времени, чтобы пережить трагедию.

Но Фрэнки все еще горюет.

И я тоже.

А самое ужасное, что мы даже не можем это обсудить, ведь если я скажу что-нибудь о Мэтте, то сразу покраснею, перед глазами появится пелена, дыхание станет неровным, а по щекам потекут слезы. И тогда секрет, который я обещала хранить вечно, будет раскрыт.

– Солнышко, – вставляет мама. По ласковому взгляду я сразу понимаю: она активировала режим «Ты всегда можешь мне довериться». Не лучший вариант, но хотя бы немного приятнее другого приемчика под названием «Я тоже была подростком». Такой она обычно использует, когда подозревает меня в чем-то и хочет предупредить: врать себе дороже. Но сейчас не тот случай. Сейчас она как бы спрашивает: «Мы же еще подруги? – И добавляет: – Папа тебе не враг». – Мы очень переживаем за Фрэнки и понимаем, как много на нее навалилось. Но, может быть, стоит дать родителям возможность позаботиться о ней?

Я тут же думаю о маниакальном увлечении тети Джейн дизайном интерьера и вспоминаю все те походы по магазинам с кредиткой дяди Реда.

– Но они этого не делают.

– Мы знаем, – кивает папа, – и поэтому очень беспокоимся. Поездка в Калифорнию станет тяжелым испытанием. Неизвестно, как все это отразится на состоянии Фрэнки. Тебе придется быть сильной.

Я едва сдерживаю горькую усмешку. Это напоминает фразу, сказанную Мэттом незадолго до его смерти. В тот день Фрэнки присматривала за ребенком соседей, которые жили чуть дальше по улице. Мы с Мэттом сидели в его комнате, сортировали книги и диски, решали, что можно оставить дома, а что – взять в колледж.

– Я буду учиться рядом, – сказал он и посмотрел на стопку дисков, которые собирался оставить, – но все равно волнуюсь за Фрэнки. Не хочу, чтобы она чувствовала себя одинокой или думала, что не нужна нам. Ей будет трудно смириться с тем, что наши отношения изменились. А тебе, Анна, придется быть сильной.

– Да что ты говоришь? – Я притворилась оскорбленной. Как будто мы, девчонки, непременно разойдемся, оставшись без его покровительства. – Ты же не на войну собрался. Справимся как-нибудь.

– Я не это имел в виду, – сказал Мэтт, устроившись рядом на кровати и обхватив мое лицо ладонями.

Обманув его обиженным видом, я навалилась сверху. Мы упали на кровать и начали целоваться.

– И кто теперь самый сильный? – спросила я.

– Сдаюсь-сдаюсь, ты победила. – Мэтт рассмеялся.

Все еще лежа сверху, я положила голову ему на грудь, и до самого возвращения Фрэнки он гладил меня по волосам.

– Анна? – зовет меня папа. – Все хорошо?

Я киваю и отгоняю воспоминания.

– Пап, я всегда сильная.

– Анна, я знаю, но…