Снова почувствуй

– Да, правда? Мне кажется, это… – Голова Ариэль дернулась вверх, и она ошарашенно уставилась на брата. Потом зарычала. – Ты же не серьезно, Зак!

– А что? – невинно поинтересовался тот.

Она прищурилась.

– Ты отправил ей ту фотку?

– Может быть.

– Почему тебе вечно надо меня перед всеми позорить? – в отчаянии застонала она.

– Я худший брат в мире, знаю. Мне очень жаль.

– Тебе вообще не жаль, задница.

– Задница, – подала голос Айви.

– Ариэль, – зашипел Исаак и попытался одной рукой прикрыть ушки Айви, хотя для этого было уже очень поздно.

– Задница! – с довольным видом повторила малышка еще раз, болтая в воздухе ножками.

– Это ты виноват! – заявила Ариэль и вытянула в его сторону указательный палец.

Затем развернулась на пятках и побежала к маме за стол.

Исаак вздохнул.

– Не переживай, – ободряюще произнесла я. – Рано или поздно Айви все равно научилась бы ругаться. Просто теперь она первая двухлетка, которая знает слово на букву З. – Я поднялась и смахнула с ног пару травинок.

Неожиданно Исаак начал смеяться. Я в изумлении посмотрела на него:

– Что такое?

– Что с тобой сделали мои брат с сестрой? – спросил он и шагнул ко мне. Потом запустил руку мне в волосы и выловил что-то оттуда. – У тебя везде трава. И листья. Выглядишь как одна из фей времен года с тетрадок Ариэль. На самом деле не хватает только платья из цветочных лепестков.

Я потрясла руками и увидела, как оттуда вылетело несколько листочков. Айви пискнула, вытянула свою маленькую ручку и изо всех сил дернула меня за волосы. Лишь в последний момент мне удалось проглотить громкое «Твою мать!» и вместо этого сильно прикусить губу.

– Ты делаешь ей больно, Айви. Чуть-чуть поласковей, – сказал Исаак с теплотой в голосе и осторожно разжал ее маленькие пальчики. – Смотри. Вот так. – И одной рукой погладил меня по волосам. Так приятно после атаки Айви. Он повторил движение, только в этот раз пропустил пряди сквозь пальцы, их кончиками слегка касаясь кожи головы. По всему телу разбежались мурашки, и я невольно издала тихий стон. Исаак удивленно моргнул, глядя на меня, но ничего не сказал. Вместо этого он взял ладошку Айви и тем же самым движением провел ею по моим волосам.

– Ай, – выдохнула Айви.

– Правильно, ай, – тихо согласился ее брат.

Во рту пересохло, и я сглотнула, способная лишь смотреть на Исаака.

Как он относился к своей семье… так трогательно и искренне. Я понятия не имела, что со мной творилось, но в тот момент готова была сделать что угодно, лишь бы он не прекращал меня касаться. Мне хотелось, чтобы он продолжал гладить меня по голове, крепко обнял и поговорил со мной своим успокаивающим голосом.

Боже, да что со мной случилось?

Я быстро отступила на шаг назад. А когда Айви и Исаак испуганно взглянули на меня, через силу изогнула губы в улыбке и демонстративно подняла фотоаппарат.

– Вы так мило смотритесь, – объяснила я, едва дыша и слишком быстро.

Исаак, казалось, ничего по мне не заметил или, по меньшей мере, повел себя достаточно вежливо, чтобы не заговорить со мной об этом. Он шепнул что-то на ушко Айви, заставив малышку захихикать. Ее кудряшки запрыгали, и я нажала на кнопку. Буду фотографировать этих двоих до тех пор, пока не исчезнет покалывание, разлившееся по всему телу.

Глава 19

Оно не исчезло. Ни тогда, когда Исаак с дедушкой провели меня через двор и с блестящими от радостного волнения глазами показали свой самый новый трактор. Ни тогда, когда Исаак вывел одну из лошадей из стойла, сказал мне, что ее зовут Лунный Свет, и мы вместе один раз провели ее по конюшне. Ни тогда, когда мы вернулись на праздник, где он притянул к себе свою бабушку и начал танцевать с ней на траве под горящими китайскими фонариками.

Когда в тот вечер в Вудсхилле Исаак сказал мне, что не любит танцевать, я подумала, что он просто закомплексованный, повесила на него ярлык, как все всегда поступали со мной. Но теперь, узнав его получше и увидев его здесь, я взглянула на него совершенно иными глазами. Он веселый, верный, любящий, так трогательно заботился о своих сестрах и брате, которые были от него просто без ума, и умел с помощью всего нескольких слов вызывать улыбки на лицах всех этих людей – включая меня. Я знала, он переживал из-за ситуации с родителями, и если внимательно за ним наблюдать, то можно было заметить, как периодически его взгляд, как будто на автомате, перемещался на отца или мать, и на краткий миг его улыбка угасала, сменяясь грустью. Впрочем, проходила всего секунда, и это выражение пропадало. Но я это видела и восхищалась тем, как упорно Исаак поддерживал радостную маску, все равно вел себя ласково и непринужденно с братом и сестрами и бабушкой с дедушкой, несмотря на свою глубокую рану.

Исаак Теодор Грант оказался более многогранным, чем я думала.

Таким я хотела показать его на фотографиях. Запечатлеть это чувство беззаботности, принадлежности и любви, которое он ощущал здесь, но в то же время боль и печаль в его глазах.