Снова почувствуй

Дело не в его внешности и не в том, обладал он соблазнительным взглядом или нет, а в том, что скрывалось у него глубоко внутри и делало его тем человеком, которым он являлся. В галстуке-бабочке или в кожаной куртке – плевать. Какой же поверхностной я была до этого.

Я начала все совершенно неправильно. И почему только не поняла этого намного раньше?

Внезапно кто-то подергал за низ моей рубашки, возвращая меня обратно в реальность. Я опустила глаза вниз. Передо мной стояла Айви и требовательно протягивала ручки.

Я смотрела на нее.

Она смотрела на меня.

Когда я не отреагировала, девочка выпятила нижнюю губу.

Она что, хотела?.. О боже, она хотела на руки. Ко мне.

В поисках помощи я озиралась во все стороны, однако Исаак все еще кружил бабушку по танцплощадке, а Теодор был поглощен беседой с молодой женщиной и ее мужем, которых я еще не знала.

Губка Айви задрожала. Господи, она же расплачется в любой момент.

Я с трудом сглотнула, после чего нагнулась к ней, подхватила под маленькие ручки и подняла. Потом усадила ее боком к себе на бедро, как до этого при мне делал Исаак, и надеялась, что не сделала ей больно.

Айви сразу обняла меня за шею и прижалась лицом к изгибу моей шеи.

– Ай, – сказала она, поглаживая меня по голове своей мини-ладошкой.

У меня в груди разлилось непонятное тепло.

Я крепче прижала ее к себе. Несмотря на то что была такой крошкой, она ощущалась такой теплой и тяжелой и дарила непривычное чувство безопасности. Я покачивалась из стороны в сторону, пока хватка Айви на моей шее не ослабла и неожиданно не послышалось ее тихое сопение.

Точно так же я когда-то лежала в объятиях своего папы. Абсолютное доверие. Абсолютная любовь.

Покалывание, которое было со мной целый день, становилось все сильнее, как и тепло в груди, которое вдруг показалось слишком горячим и… просто слишком. Я оказалась совершенно беспомощной и не смогла помешать эмоциям взять надо мной верх.

Лишь почувствовав соленый привкус во рту, я поняла, что плачу.

Нужно как можно скорее отсюда убраться.

Я слепо двинулась к Теодору, который на тот момент уже вновь сидел за садовым столом. Он улыбнулся, заметив меня, однако улыбка мгновенно померкла, стоило ему увидеть мое лицо. Он не задавал вопросов, а просто поднялся и забрал у меня Айви. Я чувствовала на себе любопытные взгляды парочки, которая сидела рядом с ним, но без единого слова развернулась и бросилась через сад к дому. Не хотела, чтобы кто-нибудь увидел меня такой – тем более Исаак.

Я прошла по гостиной, попав прямо в руки матери Исаака, которая с испугом посмотрела на меня.

– Сойер, – сказала она – после «Добрый день» это было первое слово, которым она обменялась со мной за сегодняшний день. Как и отец Исаака, его мать упрямо сторонилась нас с Исааком. Я не думала, что она хотя бы имя мое знала. Ее имя я забыла. – Все в порядке?

– Мне… – Я помотала головой. – Мне просто надо ненадолго…

Испуганное выражение у нее на лице сменилось тревогой.

– Идем, – мягко произнесла она и взяла меня под руку. Провела по коридору и через какую-то дверь в маленькую гостевую комнату.

– Позвать Исаака? – спросила она.

– Нет, – откликнулась я. – Пожалуйста, не надо.

Она кивнула:

– Я буду в гостиной, если тебе понадоблюсь. – Затем повернулась и закрыла за собой дверь.

Снаружи в окно лился свет фонариков и рисовал узкие желто-красные полоски на полу. Я села на односпальную кровать и согнулась пополам. Слезы продолжали течь по лицу, и даже когда я сильно прижала ладони к глазам, они не прекратились. Я плакала, и плакала, и плакала, словно Айви открыла шлюз, который у меня теперь не получалось перекрыть.

Эта семья сегодня изменила что-то во мне. Беззаветное доверие Айви, когда она уснула у меня на руках. Безоговорочная доброта Теодора по отношению ко мне, хотя я выглядела не так и вела себя не так, как все остальные люди, которые пришли к нему на день рождения. И Исаак…

Исаак, который показывал своим брату и сестрам, что такое нежность и что означает семья. Который, невзирая на то, что родители обходились с ним так несправедливо, не оставил навсегда эту ферму, а отодвинул на задний план свою гордость и продолжал помогать там, где в нем нуждались. Исаак, который… который пробудил во мне желание измениться. Я больше не желала цепляться за прошлое, застряв на смерти родителей и грязных ругательствах Мелиссы, не желала больше думать, что совершенно нормально быть совсем одной и ни к кому не привязываться.

Как же я была слепа. Не Исааку нужно измениться. Он хорош таким, какой есть. Это я нуждалась в переменах.

Не прошло и пяти минут, как Исаак толкнул дверь гостевой спальни. Даже не оборачиваясь, я знала, что это он. Тем не менее, или, наоборот, именно поэтому, не убрала руки. Не хотела, чтобы он видел меня такой. Я сама-то себя не хотела видеть.

– Сойер, – прошептал он. И больше ничего. Лишь мое имя, и это заставило меня разрыдаться еще сильнее, потому что никто никогда так не произносил мое имя, как Исаак.