Снова стать маленькой

и вы, глаза открывшие, подниметесь с колен.

восстанете, уставшие извечно быть рабами,

и, точно звери падшие качнете головами,

стряхнув туман и пелены, оглянетесь вокруг,

и жить так, как вам велено, все прекратите вдруг.

пусть льётся жесть и ненависть, пусть льётся яд и кровь,

пускай впервые венами пропустите любовь,

огромную и зрелую, любовь к себе и ближнему,

к земному и небесному, к простому и всевышнему.

и пусть через страдание изменятся все судьбы

убогоньких созданий, носящих имя «люди».

Поэтическое

нечто – всем, жившим и тем, кто ныне считает себя творцом,

даже мне, хоть я и не приписываю себя в этот складный строй

. всем, пытающимся повременить с концом,

неизбежным, от невозможности жить в ладу с собой.

всем, осиротевшим и обезличенным,

живущим на субсидии и пособия,

мечущимся между кредитками и наличными,

мнящими себя отчего-то особенными,

уникальными и единственными,

увлекающимися идеями, взглядами, мыслями,

выставляющимися модернистами/футуристами,

но главное – такими кристально чистыми,

непорочными, даже стоя над ямой с помоями,

мы кричим: «смотрите, как мы чисты и искренни,

смотрите, как мы спокойны!

слышите? разливаемся бурями, искрами!»

и выискиваем в отбросах бриллианты,

покрывающие ипотеки и выплаты по кредиту,

вытягиваем по жизни самые удачные фанты,

и любимая отговорка на все : «да иди ты!»

вот мы смеёмся, закапываясь все глубже,

уже захлебываясь, рыскаем в черепной коробке,

плещемся, ковыряясь в мозговой луже,

святы, безгрешны, по-детски робки.

тянем ручонки искалеченные, иссохшие, загребущие,

чтобы достать с антресоли единое, животворящее,

слово, объемлюще-вездесущее,

громкое, емкое, настоящее

. и выстраиваются очереди из желающих

первыми слышать, как оно прорежется и воскреснет,

ласковым звуком (никаких вам скрипуче-лающих),

и станет началом всех самых прекрасных песен.

 что за слово? любовь? нет, избавьте!

из-за него Маяковский пустил себе пулю в сердце,

из-за него ломаются лётчики, физики, космонавты,

от него и так уже никуда не деться.

воздух? вы слышали о Рождественском?

как он умолял о воздухе, иступлясь от чувства,

о глоточке чистого, свежего, венского,

или берлинского, или какого русского.

нет, воздух тоже не подойдёт. и свобода –

любимое слово политиков, демагогов, лжецов,

безликое слово, служащее прикрытием для урода,

живущее в каждом третьем из подлецов.

пули – дуры, свет заслоняют тучи,

кровь обагряет планеты и души черны,

страсть, в общем, не многим любови лучше,

а надежда звучит как-то обреченно.

страдание? в этом слове так много для русского человека,

искупление и счастье только через него возможны,

страдание как эпитет любого века,

но и с ним, пожалуй, стоит поосторожней.

знаю! придумала! слово – дружба!

крутите барабан – оно попадётся в любом отсеке.

ведь каждому человеку определенно нужно

знать, что есть кто-то, заботящийся о человеке.

тогда семья! кто ещё подносит заботу на золотистом блюде?

и взрослые особи, как маленькие телята

припадают к давно опустевшей груди,

нежно, но строго их вскармливавшей когда-то.

нет, все – не то. пустота и бессмысленное ворочанье

звуков, не отражающих ничего, по большому счету.

ну тогда, наверное, подойдёт одиночество,

вот та самая восьмая, заветная, нота!

или бог? нет, не кидайте в толпы слово, ему подобное.

в лучшем случае – многие отвернутся,

или выкажут недовольство бешеное, утробное,

или, – в худшем – затеется революция…

так и роемся, шарим, уверенные, что запихивали

куда-то между зимним пальто и домашним лечо,

ищем, изнеможенно, до плечево-психо-вывихов

слово, которое всех оживит, излечит.

перерываем толковые, бестолковые и синонимов,

разбрасываемся буквами бестелесными,

в отчаянной попытке найти хоть что-нибудь,

нужное, стойкое, крепкое, веское.

и, как ни странно, всегда находим,

пыльное, сонное, сжавшееся комком.

каждый – своё, независимо от властей и моды,

звонкое, меткое, о всяком и ни о ком.

и начинаем носиться с ним, как угорелые,

лелеем, ласкаем, надеемся – даст плоды.

родятся стихи, злободневные, точные, зрелые,

нужно света побольше, тепла, воды.

и вот мы ждём, заламывая руки, склоняясь над ноутбуком,

забывая, что ничто не родится из мертвого семени,

и пустое слово останется бесполезным звуком,

сколько бы ни было отпущено времени.

чтобы выносить нечто стоящее и сильное,

мало вгрызаться зубами в тугую нить.

нужно слово наполнить жизнью,

но для этого нужно хотя бы немного жить.

Мое небо

небо мое – консервная банка с тушеными мыслями,

словами без звуков, и сомнами чисел бесчисленных.

валятся мысли, крошатся, брызжут себя изумрудами,

возомневая себя изумленными, вечными, чудными,

долгими, нужными, по небосводу разлитыми красками,

треплют мне мозг постоянными странными сказками,