Снова три мушкетера

Вскоре Планше поправился и теперь сопровождал своего господина, куда бы тот ни направлялся. Если д'Артаньян обходил траншеи, Планше шагал позади с мушкетом на плече. Когда гасконец отправлялся куда-нибудь верхом, Планше ехал рядом, положив тяжелый мушкет поперек седла.

Нечего и говорить, что верный Гримо тенью следовал за Атосом, и, если мушкетеры ехали вместе, а так бывало почти всегда, они со своими лакеями представляли маленький отряд, совсем как в былые времена.

Однажды Атос и д'Артаньяи, сопровождаемые Планше и Гримо, ехали бок о бок, неторопливо беседуя. Только что они переправились через По и теперь приближались к линиям испанских аванпостов. В их намерения входило определить, насколько испанцы продвинулись к северу от Казале - главного города маркграфства Монферра, который они безуспешно осаждали.

Атос был настроен по обыкновению философски и вполголоса говорил д'Артаньяну:

- Вот увидишь, д'Артаньян, - испанцы снимут осаду. Им туго приходится после поражения их союзников. И тогда начнется то самое бессмысленное занятие, о котором я тебе говорил еще в Париже. Мы станем гоняться за ними по всей Ломбардии, доберемся до Мантуи, получим удар в спину от имперцев, не успев оглянуться, мы снова окажемся под Казале, если не еще восточнее, соберемся с силами, получим подкрепление, вытесним неприятеля из Монферра...

- Ах, Атос! По-вашему, остаток жизни мы обречены провести на бивуаках.

- Бивуаки победоносной армии не самое плохое место в этом мире, невозмутимо отвечал Атос. - По мне и это годится, было бы в лагере доброе вино.

С тех пор как Портос распрощался с ними, а Арамис таинственно исчез, сказав случайно встреченному д'Артаньяну лишь несколько неопределенных фраз, Атос сильно изменился. Мушкетер по-прежнему выглядел, как благородный вельможа, кем он, вне всякого сомнения, и являлся. Но в облике его все чаще сквозила усталость и какая-то опустошенность. И хотя в лучшие свои дни он оставался "великим Атосом", д'Артаньян с тревогой замечал, как меланхолия, ранее лишь временами затуманивавшая взор его друга, теперь постоянно становится его спутницей и как, желая развеять ее, Атос опустошает одну бутылку за другой, погружаясь в еще большую меланхолию.

Теперь гасконцу случалось видеть своего друга в таком состоянии все чаще. Д'Артаньян чувствовал, что этот человек, почти начисто лишенный эгоизма, испытывал потребность постоянно проявлять щедрость своей незаурядной натуры.

Потеряв двоих друзей, Атос потерял многое из того, что привязывало его к жизни. Этот человек, дружбой которого гасконец справедливо гордился, должен был жить не только и не столько для себя, сколько для друзей.

Будучи одиноким и, по-видимому, имея причины не поддерживать близких отношений с родственниками, Атос дорожил тем, что называли в Париже "четверо неразлучных", и глубоко переживал расставание с друзьями, хоть и не показывал этого внешне.

- Знаете, о чем я сейчас мечтаю, дорогой Атос? - спросил д'Артаньян.

- О поездке в Клермон-Ферран, должно быть? - с грустной полуулыбкой предположил мушкетер.

- Об этом тоже. Но сейчас я имел в виду нечто совсем другое.

- Что же?

- Мне хотелось бы показать вам мою родную Гасконь. Я познакомил бы вас с родителями. Мы славно бы поохотились с вами. Я повез бы вас в ланды куда-нибудь возле Дакса. В Гаскони не бывает таких суровых зим, как в Париже, а мы отправились бы туда весной.

Представьте, Атос, мы скакали бы с вами по песчаной почве ланд. Окрестные холмы повсюду, сколько видит глаз, покрыты лиловым ковром вереска. Сосны качают ветвями, и в воздухе стоит аромат смолы, особенно сильный после дождя. Никого нет в округе на несколько лье, только в долине кое-где пасутся стада овец под присмотром седого пастуха. А на горизонте, словно облака, видны вершины Пиренеев, затуманенные легкой утренней дымкой.

Атос пожал руку товарища.

- Д'Артаньян, вы так живо описали все это, что я будто уже побывал там вместе с вами. Мы непременно отправимся в Гасконь, и вы покажете мне голубые воды Гаронны, как только кончится эта война.

- В самом деле! Испросим отпуск. Господин де Тревиль не сможет отказать нам, так как мы, несомненно, еще не раз отличимся в походе! Испросим отпуск, говорю я, и поедем!

- Таким вы мне больше нравитесь, любезный д'Артаньян, - с легкой улыбкой отвечал Атос. - Я было подумал, что вы тоже впали в меланхолию и начали писать стихи. Хватит мрачных физиономий, хватит меня одного!

- Нет, нет! Никакой меланхолии, Атос! Ни у вас, ни у меня, - подхватил д'Артаньян. - Слышите звуки труб - это военная музыка. Она горячит кровь и зовет нас вперед!

- Однако сигналы доносятся вовсе не из нашего лагеря.

- Черт возьми! Вы правы.

- В таком случае давайте поднимемся на тот холм, что находится неподалеку от нас. Возможно, оттуда удастся рассмотреть позиции неприятеля.

Оба мушкетера пришпорили своих лошадей и через несколько минут оказались на вершине холма, указанного Атосом. Планше и Гримо не отставали от них.