Когда я уехала из Лейксайда в колледж, я была подавлена. Я была такой уже некоторое время. Тогда я этого не знала, но теперь, став взрослой, оглядываясь назад, я вижу признаки. И у меня были на то свои причины. Причины, о которых мы с Гарреттом тогда не говорили. Но нам нужно сделать это сейчас — мне нужно кое-что сказать. Поэтому я смотрю ему в глаза и срываю пластырь.
— Я хотела этого ребенка. Я так сильно этого хотела… но не могла тебе этого сказать.
— Ты могла бы рассказать мне
Я забеременела в январе нашего выпускного года. Мы никому не говорили — ни Дину, ни Сидни, ни нашим родителям, ни тренеру Сейберу, ни Коллин, ни кому из братьев Гарретта.
Это было
— Нет. Я не могла тебе этого сказать. Не после того, как мы потеряли его. И ты был счастлив от этого.
— Я не был счастлив, Кэлли. — Гарретт качает головой, сжимая челюсть.
— Ты был.
— Нет, я…
— Я помню, Гарретт! Я помню, что ты сказал в тот день в своей комнате. — Я закрываю глаза, и я снова там.
—
Трагедии должны сблизить пары или разлучить их. Для нас все было не так. Мы не расстались. Мы все еще пошли на выпускной, фотографировались там, мы все еще любили друг друга.
Но для меня это было как… крошечный осколок стекла, застрявший в самой нежной части ноги — ты не можешь его видеть, но ты чувствуешь его там.
— Когда ты сказал об усыновлении, я не понимала, о чем ты говоришь! Как будто я тебя даже не знала. Потому что я все распланировала, Гарретт. Ты бы играл в футбол, а я ходила бы в вечернюю школу, и наши родители помогали бы нам растить ребенка. И мы бы поженились и купили дом на озере.
Это был первый раз, когда я почувствовала, что мы с Гарреттом движемся в разных направлениях. Как будто я не могла на него рассчитывать.
На
Наше будущее не было высечено на камне. Что все может измениться. Все это может исчезнуть в одно мгновение, и кем бы я тогда была? Кем бы я была? Я даже не знала, кем я была без него. Если бы я не была девушкой Гарретта Дэниелса… Я была бы никем.
— Кэлли, посмотри на меня. — Голос Гарретта хриплый, а глаза покраснели. — Я был идиотом. Молодой, глупый ребенок, который любил тебя больше всего на свете. И тебе было так грустно. А я ничего не мог сделать. Я просто хотел сказать что-то, что сделало бы это лучше для тебя. Я не знал, что это было неправильно. Вот и все, чем это было, все, чем это когда-либо было.
Горячие, тяжелые слезы текут по моему лицу. За все, что мы чувствовали. За все то, о чем мы не говорили.
— Я не могла отделаться от этого, Гарретт. Я пыталась, но не смогла отпустить это. Это было со мной все время. — Я хватаю его за запястья, удерживая его. — И нам так повезло — нам обоим. Мы даже не знали, насколько нам повезло. У нас было все — мы были здоровы, умны и красивы, с удивительными семьями и друзьями, которые любили нас. Мы были благословлены. И это был первый раз, когда случилось что-то плохое. Вышло из-под нашего контроля. И я не могла отпустить это. Это перевернуло все с ног на голову. А потом, когда моя мама заговорила о том, чтобы уехать в колледж, когда я посмотрела на фотографии, на солнце, на здания и на столько разных лиц, мне стало лучше. Как будто я могла делать все, что угодно, быть кем угодно. Мне не нужно было вспоминать, как это больно, или бояться потерять тебя, потому что я могла бы стать кем-то новым, кем-то более сильным… начать все сначала.
Моя грудь содрогается, и мой голос срывается.
— И мне пришлось уйти. Мне нужно было уйти, Гарретт.
Он гладит меня по щеке, в его голосе слышится боль.
— Я знаю. Знаю, что надо было.
— Но дело никогда не было в том, чтобы не любить тебя. Ни на один день, ни на одну минуту.
Гарретт притягивает меня к себе, обнимает, прижимает, гладит по спине. И я чувствую облегчение, мне легче в его объятиях, что все это выплыло наружу. После всего этого времени.
Затем Гарретт прижимается губами к моим волосам и срывает свой собственный пластырь.
— Я купил тебе кольцо.
Я чувствую, как бледнеет мое лицо. И отступаю назад, глядя на него снизу вверх.
— Что?
— Помнишь, как я продал свой футбольный мяч Джо Нэймета?
— Ты сказал, что собираешься купить новый компьютер для школы.
Он кивает.