– Фред курит больше тебя, а я терплю.
Жизель ловко свернула самокрутку.
– Я еще далеко не все просмотрела, но скажу навскидку, что там несколько десятков тысяч картинок педопорнографического характера. Хозяин этой машины, Джош Хейман, занимается этим, похоже, больше пяти лет, судя по датам самых давних файлов. Картинки разного происхождения, из разных стран, без предпочтений пола и возраста. Чудовищная мешанина. Некоторые педофилы очень организованны, они создают прекрасные альбомы, классифицируют по возрасту, по полу, по национальности, а твой Хейман ничего не сортировал. Это какая-то патологическая страсть к накоплению, он почти заполнил свой жесткий диск.
– Там есть… видео?
– Да, и немало. Любительские фильмы, сделанные мобильным телефоном или дешевой камерой, по крайней мере те, что я видела. Нужно еще немного времени, чтобы все проанализировать, все посмотреть. Рыться в таком компьютере – все равно что косить футбольное поле бритвой, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Она встала, открыла окно и прикурила, держа сигарету в пожелтевших пальцах.
– Ненавижу этих грязных свиней.
На чердаке было тесно, не повернуться. Мало света, нездоровая духота, сероватые лица манекенов, убийцы, смотревшие со стен. Музей пыльных ужасов.
– У Хеймана одна стена в спальне и целая тетрадь были исписаны знаками – кружками, квадратами, треугольниками. Ты не заметила ничего такого в компьютере?
– Нет. Во всяком случае, пока.
Хлопнула дверь. Жизель выглянула в окно:
– Черт! Жак вернулся…
Она заперла дверь на засов и снова уселась в свое кресло.
– Он сюда не заходит, но как знать… Достаточно одного раза.
Абигэль не разглядела педофила за жирным, потным лицом Жантиля. Она всматривалась в его глаза и ничего в них не увидела.
– Пять лет назад, говоришь, самые давние файлы…
– Априори да.
– Издатель сказал мне, что Хейман начал писать свой роман где-то в середине две тысячи четырнадцатого. Его история начинается как наше расследование и заканчивается педофильской бойней. Повествование меняется, и это тесно связано с переменами в поведении автора. Где-то в середине книги стиль становится резким, слог отрывистым, и автор погрязает в ужасах. Чувствуется, что с Хейманом что-то произошло.
– Наверняка в результате всего этого, – отозвалась Жизель, показав на экран. – Писательство – это всегда сублимация.
– Да, но ведь Хейман смотрел такие картинки уже несколько лет. Почему у него поехала крыша в середине романа, когда начиналась его история вполне классически?
– Просто переполнилась чаша?
– Я не уверена. Есть еще одна вещь, которую ты должна знать. Сразу после выхода книги писатель отрубил себе все пальцы гильотиной собственного изготовления.
Жизель затянулась сигаретой. Ее каменное лицо скрылось за дымовой завесой.
– А… Ничего себе!
– И заснял себя на видео. В какой-то момент в записи слышен то ли писк, то ли плач… Я думаю, что Хейман перевел взгляд на этот ноутбук, подключенный к огромному телевизору. Возможно, он смотрел на кого-то и кто-то смотрел на него.
– Ребенок?
– Я склонна так думать, учитывая содержимое его компьютера. Сразу после этого он прошептал: «Прости», и нож гильотины обрушился на его руки.
Жизель поморщилась:
– Всякого я наслышалась за мою карьеру, но чтобы такое… Как бы то ни было, этот тип дрочил перед мерзкими фотками. По мне, так ему нет прощения. Пусть сидит в психушке до конца своих дней. Потому что, с пальцами или без них, он опять возьмется за свое.
Жизель всегда рубила сплеча.
– Он изувечил себя в конце марта, – продолжала Абигэль. – Вот на этом времени мне бы хотелось, чтобы ты сосредоточила свои поиски. И потом, я уже тебе говорила, случился настоящий перелом на середине книги, то есть где-то в конце две тысячи четырнадцатого… Посмотри в истории, в файлах, в видео, нет ли чего примечательного в эти два периода.
Зажав губами сигарету, Жизель записала все на стикере. Абигэль почувствовала, что она польщена порученной миссией.
– О’кей. Там и буду искать. Возможно, педофил приглашал детишек к себе, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вечеринки с леденцами и лакричными палочками. Может быть, он тоже снимал на видео или принадлежал к какой-нибудь сети?
– Пока трудно сказать. Ты не знаешь, есть ли у него аккаунт на «Фейсбуке»?
– Я еще не успела толком посмотреть, но да, видела в его избранном.
– Можешь попробовать связаться? Я все пытаюсь понять, как он мог пересечься с Артуром Виллеме и Леа.
– У твоей дочери был аккаунт на «Фейсбуке»?
– Я не давала ей разрешения его завести, но Леа совсем отбилась от рук в последние несколько месяцев перед аварией. Мы с ней всегда были очень близки, но я стала уделять ей меньше времени, она меня постоянно за это упрекала. Возможно, она завела аккаунт без моего ведома, просто чтобы сделать мне наперекор. Я, конечно, уже проверила, нет ли на «Фейсбуке» Леа Дюрнан, и даже попробовала несколько ников, но безуспешно.
Жизель вошла в Интернет и подключилась к социальной сети.
– Не надо вбивать электронный адрес и пароль Хеймана: он ввел их в память, чтобы подключаться автоматически. Это облегчит нам задачу.