«И когда только начала называть его милым, — думала я с нежной улыбкой. — Так и напрашивался, чтобы и своим его прозвала!»
Душу ярким пламенем обжигали бесчисленные вопросы, ни один из которых я так и не сумела озвучить вслух, сохранив в лице ледяную стойкость. Этому научил меня Кёджуро — быть терпеливой, не спрашивать лишний раз, чтобы потом не пожалеть, а так хотелось! Сладостно манило разузнать, кем же был мужчина на самом деле, да так боязно одновременно — словами не передать! Я тешила себя отчаянными надеждами: может, он такой же, как и я — повелитель дверей? Или обычный человек, в чьи владения я вторгалась без позволения — человек, но всё-таки живой! Интересно, помнил ли он наши встречи, вырываясь из объятий сновидений?
«Настоящий я, настоящий, живее всех других!» — бесчисленное количество раз твердил Санеми, этот кактус, гордо задирая нос.
Жил, дышал, раздражал людей и доводил их до посинения своими колючими выходками. На фоне всего этого умудрялся и жаловаться — видите ли, когда просыпался, то никак не мог вспомнить ни моего лица, ни имени, вообще ничего. Сам забыл, разозлился, потряс кактусовым цветком на макушке, но виноватой оказалась я! Амнезия отступала, стоило негоднику вновь окунуться с головой в навязчивые грёзы — а Кёджуро? Что происходило у него в голове? Интересно, как он жил по ту сторону — были ли у него друзья, семья
Отныне могла я только терзать себя догадками. Сожаление властвовало и давило — совершенно беспощадно и дико! Всё, что я могла — это молиться божествам загадочных грёз, чтобы встречи длились как можно дольше и не прекращались. Но невидимые властелины сновидений, словно играясь со мной и моим тревожным сердцем, делали сладостные мгновения бесправно короткими, мимолётными и такими редкими. Мне оставалось запастись терпением, бессильно смотреть и наблюдать, как родные, яркие черты лица Кёджуро маняще оставались близко и так далеко одновременно. Казалось, прикоснулась бы я рукой к золотистой волне его волос, ощутила бы под пальцами приятную мягкость и пушистость, словно поглаживала ласковые вечерние облака. Однако, суровые грёзы оставались непоколебимы и жестоки — приходилось наслаждаться моментом уныло со стороны.
Как, например, сейчас. Это был очередной жестокий сон.
«Всё готова отдать, променять самые прекрасные миры на то, чтобы Кёджуро вновь меня позвал по имени! — с содроганием думала я, слёзы градом понеслись по щекам, обжигая подбородок и губы, спадая на худые ноги. — Почему я стала такой ненасытной? Почему этих коротких, безмолвных встреч с каждым разом становится мало? — размышляла я и понимала, что ответ уже давно расцвёл в тревожном, беспокойном сердце».
Чувства мои, столь яркие и обжигающие,
Была бы моя воля — любовалась и дальше местными окрестностями и милым спутником. К несчастью, у судьбы и грёз были иные планы на счастливых. Сладостный и бесценный миг разбил резкий, приторный голосок, растянувшийся долгими нотами:
—